Ловец бабочек - Надежда Нелидова Страница 6

Любовно огладил ладонями последний влажный листок и отошёл, отирая руки ветошью. Вся тумба, со всех четырёх сторон смотрела на меня десятками размноженных глазастых Машкиных лиц. Вся тумба взывала, теребила, умоляла неравнодушных граждан:

«ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК!!! В последний раз видели на дискотеке в городском ДК. Ушла с неустановленным лицом… Особые приметы: розовый плащ, чёрная помада…»

Машкино скуластенькое лицо было странно серьёзно, с маленьким сжатым ртом, со строго сдвинутыми бровями. Смотрела на меня с укором: «Что ж ты со мной сделал?». Суровым взглядом подгоняла неравнодушных людей: «Ищите же меня активнее, граждане, ищите!»

Машка, Машка, почему ты меня подвела? И почему у тебя с собой не было перочинного ножика?

Женщинам на заметку: всегда носите в дамской сумочке перочинный ножик: самая нужная вещь. Вот окажись у Айседоры Дункан под рукой ножик: чирк по намотавшемуся на колесо шарфу – и, глядишь, осталась бы живой.

Или Жанна Девственница: ну что ей мешало спрятать в складках платья самодельный ножичек? В клубах дыма незаметно перерезала бы верёвку и – прыг из костра. Кто знает, возможно, ошеломлённая толпа узрела бы в чудесном спасении Божий промысел… Или ринулась бы во все стороны с воплями: «Колдунья! Ведьма!»

– И вовсе я не такая, – возмутилась Машка, тыкая в монитор пальцем и отхлёбывая энергетик. – Выбрал самую фуфельную фотку. Взял бы, где я в красном купальнике, с распущенными волосами.

Мы сидели за двумя мониторами и двигали мышками. Вернее, двигал я один: Машка выбыла из игры на шестом уровне. Она, вернее, её тело разыскивалось виртуальной полицией и волонтёрами. И теперь Машка, оказавшись не у дел, скучала, злилась и откровенно вредничала.

А чего Машке злиться: сама виновата. Зря я ей рассказал про Айседору Дункан и про перочинный ножик – непременный атрибут дамской сумочки. Машку как подменили. Только что она добросовестно и педантично вспарывала живот дачницы. Медленно – чтобы дачница полюбовалась – вытаскивала клубок дымящихся внутренностей. Дачницу никак нельзя было помещать в сушилку без этой процедуры: слишком много в ней было сырости.

И вдруг Машка преисполнилась к пленнице жалости. Упаковала кишки обратно, грубо зашила живот и тайком от меня подкинула ей под руку ножик.

Дачница, даром что толстая и почти выпотрошенная, – прытко перерезала верёвки и выбралась из хитроумного приспособления – я использовал его как сушилку. Удрала в лес, оставляя за собой кровавый след и кое-где на кустах кольца розово-сизых кишок из плохо зашитого живота. Она задержала меня на двое суток, в которые я гонялся за ней в виртуальном буреломе. Отсекал от встречных грибников, охотников и даже одного мента: он-то, блин, что в лесу потерял?!

Двое драгоценных суток были потеряны. Но вот Дачница была обнаружена и торжественно помещена под стеклянный колпак морилки. Там она и задыхалась, выпучив глаза, в парах эфира.

По соседству в развёрнутом виде обрабатывалась карболкой успевшая покрыться плесенью Маленькая Бомжиха. Но Машка якобы нечаянно высвободила её распяленные крылышки, ручки-ножки. Теперь Маленькая Бомжиха шлялась, где вздумается, и во всё нахально совала свой нос. Её ничуть не смущало даже отсутствие пол-лица. Время от времени она острым язычком подпирала изнутри отваливающуюся щёку. Я назвал её «Бражник «Мёртвая голова».

На соседнем столе лежала Машка, извивалась и корчилась, повинуясь ленивым движениям Машкиного курсора.

Зная, что я чувствителен к брани, она, тварь такая, изрыгала чудовищные ругательства и понаделала в моей ауре новых рваных дыр. Так я мог и не дотянуть до конца игры. Пришлось приколоть её к столу десятками тончайших булавок.

Из Машки должна замечательно получиться нежно-розовая жемчужница. Она станет украшением моей коллекции.

…– И лицо у твоего маньяка беспонтовое. У маньяков таких не бывает.

Не отрываясь от экрана, я терпеливо объяснял Машке, что это только в тупых фильмах у злодеев свирепые скособоченные рыла: «Р-ры-ы». А видела ли она фотки удравших в Эквадор фюреров, в окружении любящих внучат? Это же сплошь добродушные дядюшки с внешностью хлопотливых председателей СНТ. И не поверишь, что маниакально отдавали приказы об умерщвлении тысяч людей…

В дверь заглянула бабка.

– Чё деется, чё деется, – запела-запричитала она. – Гли-ко, четыре утра на ходиках. Откуль-то ишо девку приташшил. И-и-ироды, исповадила я вас, изварлыжила! Вот схороню пензию, схороню – и не ишшите. Лопайте, чё хотите, одну картовку. Дарьмоеды, кровопивцы.

Пожалуй, на следующем уровне я введу в игру бабку, хватит с ней цацкаться. Вот уж из кого выйдет вылитая бабочка-древоточица. Или подёнка. Капустница тоже неплохо. Впрочем, как и моль тощая (Caloptilia stigmatella).

Я с сожалением останавливаю игру. Сохраняю результат каждый раз под новым паролем: иначе Машка в моё отсутствие взломает код, влезет в мою лепидоптерологическую святая святых и наделает дел. А ведь я так любовно создавал лабораторию. И так надеялся заполучить Машку в верные союзницы. Нет, женщинам доверять нельзя.

Машка лениво и привычно огрызается на бабку. Потягивается сладко, как кошечка, и идёт спать. Я перекусываю в кухне бабкиными холодными сырниками. Скатываю по ступенькам велосипед, стараясь не грохотать и не будить соседей. Укрепляю на багажнике коробку. Из неё вкусно пахнет новенькими резиновыми перчатками, типографской краской и клеем.

Бесшумно катятся колёса по тёмному, влажному от росы асфальту. Вот и город позади, и начались заброшенные дачи. Моя остановка. На её стене давно выцвели, пожелтели на солнце и обтрепались полуслепые распечатки. Я сам клеил их, по просьбе волонтёров:

«Помогите следствию! Женщина 45–50 лет, ушла в лес за грибами…»

Соседка, которую опрашивал участковый, припомнила, якобы Дачница с корзинкой ушла в лес. Стадный инстинкт сработал: ещё две женщины тотчас вспомнили, что и, правда, видели её, уходящую за грибами.

В домике появился запах затхлости: недаром хозяйка держала дверь открытой всё лето. Три ступеньки вниз в котельную, поворот, ещё пять крутых ступенек. Замок, который я со страшным скрипом открываю заскорузлым от ржавчины ключом. Щелчок выключателя. В углах медленно качаются метровые нити тенёт. Никому не приходит в голову сюда заглянуть.

Поразительно, но закутанная в чёрную ткань дачница всё ещё жива. Сквозь плотную ткань издаёт звук. Я со злостью пинаю гигантскую куколку.

Всё из-за неё! Она тормозит весь процесс. Чудовище ни в какую не желает превращаться в красавицу. Я заглядываю в соседнюю каморку, где пахнет пылью и прошлогодним картофелем. Здесь висит на крючьях, покачивается ещё много больших, туго спеленатых коконов-куколок.

Для надёжности я щедро залил их клеем, которым снабжает меня Викентьич. Каждый раз удивляется: «Пьёшь ты, что ли, этот клей? А, токсикоман?!» Раскрывает крошечный розовый рот и хохочет. Я запрокидываю голову и тоже с готовностью смеюсь. Я должен нравиться своему работодателю.