Дорога затмения - Челси Куинн Ярбро Страница 59

— Это блаженство… Оно возникало в тебе или приходило извне? — Голос ребенка был тих, в нем уже не было вызова.

— Не знаю, — пробормотал Сен-Жермен. — И теперь уже нет способа это узнать.

— Есть один способ, — потупясь, сказал Сгий Жел-ри.

— Нет, — выдохнул Сен-Жермен. И, мотнув головой, повторил: — Нет, только не это. — Он сердито нахмурился. — Может быть, с кем-нибудь и когда-нибудь, но не сейчас и не с вами.

— Я еще ничего не сказал…

Резкий взмах руки оборвал возражения.

— Зато я все понял. Вы, я думаю, вознамерились воспроизвести описанный мной обряд. И повторяю вам — нет, ибо не собираюсь тревожить то, что погребено под толщей трех с лишним тысячелетий. Многое изменилось, и никому не дано повернуть время вспять, даже если бы я, утратив рассудок, этого возжелал бы.

Сгий Жел-ри встал со стула. Лицо его стало надменным.

— Ты и так утратил рассудок, ибо не стремишься к тому, чем когда-то владел. — Даже не покосившись на застывшего посреди комнаты человека, мальчик прошествовал к двери. — Ты не хочешь действовать сам и отвергаешь помощь. Спроси себя: почему. — Не дожидаясь ответа, Сгий Жел-ри передернул плечами и вышел.

— Все не так просто, малыш, — сконфуженно хохотнул Сен-Жермен, ощущая сосущее чувство потери.

Чтобы как-нибудь его заглушить, он прошел к своему канцелярскому столику и принялся наводить там порядок, потом передвинулся к полкам, заставленным множеством разнообразных сосудов, и к заваленным всякой всячиной лабораторным столам. Занятие не требовало усилий, зато прогоняло посторонние мысли. Когда наконец все было расставлено, начищено и отсортировано, за окнами стало темно и лаборатория погрузилась во мрак. Несколько масляных плошек почти не давали света, а красные сполохи над ящиком с атанором тоже никак не могли вытеснить из помещения ночь.

Сен-Жермен, правда, мог работать и в темноте, но был рад поводу переменить обстановку. Спускаясь вниз по каменным выщербленным ступеням, он бездумно прислушивался к вечернему пению лам, перекрывавшему как завывание зимнего ветра, так и стук его собственных каблуков.

— Простите меня, господин, — сказал старый монах, вывернувшийся из черноты коридора.

— Просить прощения следует мне, — бросил механически Сен-Жермен, намереваясь обойти старика, но тот преградил ему путь.

— Вам надо бы проследовать в одно место, — поклонился монах, искательно улыбаясь.

Идти Сен-Жермену никуда не хотелось, тем более — к своенравному малолетке, однако отмахнуться от старца он тоже не мог: тот явно топтался тут не по собственной воле.

— Ладно, почтенный. Куда мы пойдем?

— В молельню бодхисатвы Сгроль-ма Дкар-мо.

Сен-Жермен облегченно вздохнул. Покои сверхпроницательного ребенка находились в другой части храма. А бодхисатва Сгроль-ма Дкар-мо играла в местном пантеоне божеств роль искупительницы, из сострадания имевшей обыкновение брать на себя ответственность за дурные проступки людей.

— Что мне там делать в столь поздний час? — справился он для порядка.

— Учитель сказал, что размышления в этой молельне были бы вам полезны.

— Что ж, — кивнул Сен-Жермен. — Учителю видны наши нужды. Я готов следовать за тобой.

Он легко сыскал бы нужную комнатушку и сам, но понимал, что старик все равно потащится следом, а потому приготовился к долгому и неспешному блужданию по закоулкам ламасерии.

— Здесь, — сказал наконец старый лама, открывая узкую дверь.

Сен-Жермен поклонился.

— Пусть не знает зла твоя карма, — вежливо произнес он.

В молельне было абсолютно темно и удивительно тихо. Аромат постоянно курящихся здесь благовоний приятно щекотал ноздри и заставлял забыть о запахах мокрой шерсти и подгоревшего животного жира, господствовавших в коридорах монастыря.

Прошло какое-то время, прежде чем Сен-Жермен понял, что он не один. Что-то происходило на возвышении, где в дни молитв восседал старший лама. Послышались скрипы, вздох, потом металлически звякнул упавший на пол предмет. Сен-Жермен чуть сузил глаза и, освоившись с темнотой, увидел сидящего в позе лотоса мальчика, протягивающего к нему сложенные чашей ладони.

Он задохнулся от жаркой волны благодарности, взметнувшейся из глубин его существа. Порыв к жертвенности и непосредственно жертва — вещи сугубо разные. Первое можно отвергнуть, вторым пренебречь нельзя. Сен-Жермен очень медленно, но ничуть не таясь, двинулся к возвышению. Бывал ли кумир древнего и давно исчезнувшего народа столь же растроган, приближаясь к детишкам, доверчиво его ожидающим, он не знал да и не хотел этого знать. Теплые детские пальчики податливо дрогнули, и вместе с ними, казалось, содрогнулся весь мир.

Он принялся пить. Он втягивал в себя кровь, как животное воду, прислушиваясь к своим ощущениям. Но ничего не происходило. Чувство, пережитое им в детстве, не возвращалось: как видно, ему не дано было прорваться через напластования горестных переживаний, веками копившихся в душе вечного странника, исстрадавшейся от нескончаемой вереницы потерь. И все же мало-помалу скорлупа отчужденности, защищавшая его долгие годы, стала словно бы истончаться, ее размывали волны душевного просветления, все прибывавшие и понемногу заполнявшие оболочку, в которой он пребывал. Наконец оболочка распалась, и одинокий скиталец завис над пылающей бездной, но та почему-то уже не пугала его.

Он поднял голову и вновь опустил ее, покачиваясь на незримых волнах. Душа его отдыхала.

* * *

Обращение ламасерии Рдо-рье-браг к другим обителям ордена Желтых Одежд.

Изъявляя радость по поводу дня рождения нашего повелителя, совпадающего с празднествами весеннего равноденствия, сообщаем, что южные перевалы открыты, ибо трем путникам удалось без помех к нам пройти. Советуем всем, кто вознамерился посетить южные страны, не упустить благоприятное для того время, ибо позже благоухающие ныне долины зальет летний зной.

Мы же в ламасерии Рдо-рье-браг готовы снабдить всех паломников вьючными животными и проводниками. К тому же из Лхасы нам сообщили, что через месяц от нашего монастыря в земли Хинду отбудет десяток весьма уважаемых лам. Желающих присоединиться к этому каравану просим не мешкать и к указанному сроку прибыть в нашу обитель.

Наши молитвенные колеса постоянно вращаются, а наши помыслы непрестанно направлены к средоточию всего сущего. Да пребудет и ваша жизнь таковой.

Жи Кха-спанг, писец ламасерии Рдо-рье-браг