Манускрипт всевластия - Дебора Харкнесс Страница 59

За окном ничего не брезжило.

— Который час?

Он обнял меня за плечи и показал часы на запястье.

— Начало четвертого.

Я застонала.

— Чай был бы очень кстати.

— Сейчас заварю. — Он отпустил мою талию.

Я поплелась на кухню следом за ним — он рылся среди пакетиков и жестянок.

— Я предупреждала, что люблю чай.

Мэтью извлек очередной пакет из-за кофейника, которым я редко пользовалась.

— Имеются предпочтения?

— Вон тот черный, с золотой надписью. — Зеленый чай — как раз то, что надо.

Он поставил чайник, залил кипятком душистые листья, подвинул ко мне щербатую кружку. Ароматы чая, ванили, лимона не сочетались с Мэтью, но все-таки успокаивали.

Мэтью тоже налил себе, раздул ноздри.

— Неплохо пахнет, — признал он и сделал глоток. Раньше он при мне пил только вино.

— Где сядем? — спросила я, держа в ладонях горячую кружку.

— Вон там. — Он кивнул на гостиную. — Надо поговорить.

Он занял угол удобного старого дивана, я примостилась напротив. Чайный парок щекотал мне лицо, напоминая о колдовском ветре.

— Я никак не пойму, почему Нокс думает, будто именно ты сняла чары с «Ашмола-782».

Я передала ему наш разговор у ректора.

— Он говорит, что в годовщину своего наложения чары делаются нестойкими. Другие чародеи — настоящие, владеющие магией — пытались снять их и не сумели. Я, по мнению Нокса, всего лишь оказалась в нужном месте в нужное время.

— Некий талантливый чародей наложил на книгу чары, которые, как я подозреваю, снять почти невозможно. До тебя рукопись не давалась никому, независимо от мастерства и времени года. — Мэтью смотрел в свою кружку. — А тебе почему-то далась. Вопрос в том, почему и как.

— В то, что я еще до рождения была как-то связана с этими чарами, поверить труднее, чем в обыкновенное совпадение. Если такая связь существует, почему рукопись не пришла ко мне снова? — Мэтью открыл было рот, но я заявила: — К тебе это отношения не имеет.

— Что ж, Нокс знает толк в своем деле… возможно, эти чары действительно колеблются время от времени.

— Хотела бы я уложить все это в какую-то схему. — Передо мной возник белый стол с разложенными на нем кусочками головоломки. Я повертела туда-сюда некоторые из них — рукопись, Нокса, родителей, — но они отказывались складываться в картинку.

— Диана?

— Да?

— Что ты делаешь?

— Ничего, — быстро сказала я.

— Нет. Ты колдуешь. — Мэтью поставил чашку. — Я это чую. И вижу, потому что ты светишься.

— Я всегда так делаю, когда решаю какую-нибудь задачу, — потупилась я — говорить об этом мне было трудно. — Представляю, что собираю пазл на белом столе. Разноцветные кусочки движутся сами собой. Складываясь во что-то осмысленное, они останавливаются — это значит, что я на верном пути.

— Как часто ты играешь в эту игру? — спросил после долгой паузы Мэтью.

— Постоянно, — неохотно призналась я. — Когда ты был в Шотландии, я поняла, что это тоже своего рода магия. Вроде того, что я и не оборачиваясь знаю, кто на меня сейчас смотрит.

— Вот она, схема, которую ты искала. Ты пользуешься магией бессознательно.

— То есть как? — Частицы пазла пустились в пляс на белом столе.

— Занимаясь, скажем, бегом, греблей и йогой, ты об этом не думаешь — по крайней мере не прикладываешь сознательных усилий. Разум перестает сдерживать твои таланты, и они выходят наружу.

— Но когда начался ветер, я думала.

— Тогда тобой владело сильное чувство. — Мэтью подался вперед, упершись локтями в колени. — Чувства всегда отодвигают интеллект на второй план. Когда твои пальцы стали искрить, тоже так было — и с Мириам, и со мной. Твой белый стол — исключение из общего правила.

— Значит, эти силы включаются просто по настроению? Кто же захочет быть ведьмой, если они распоясываются ни с того ни с сего?

— Многие, думаю, захотели бы. — Мэтью отвел глаза. Когда он снова поднял их на меня, диван скрипнул. — Хочу попросить тебя кое о чем — только ты подумай, прежде чем отвечать, хорошо?

— Ладно.

— Я хочу отвезти тебя домой.

— Обратно в Америку не поеду, — выпалила я, нарушив свое обещание.

— Не к тебе домой, а к себе. Ты должна уехать из Оксфорда.

— Я же согласилась на Вудсток.

— В Олд-Лодж я просто живу, Диана. Мой родной дом во Франции.

— Во Франции? — Я отвела волосы, чтобы лучше видеть его.

— Чародеи во что бы то ни стало хотят добыть «Ашмол-782» и скрыть его от прочих иных. Их сдерживает лишь убеждение, что чары сняла ты, и уважение к твоему имени. Когда Нокс и другие обнаружат, что ты не пользовалась магией и чары тебе открылись сами собой, они захотят узнать, как это вышло.

Я зажмурилась, очень ясно увидев перед собой своих мертвых родителей.

— И в средствах они стесняться не будут.

— Думаю, нет. — На лбу у Мэтью запульсировала знакомая жилка. — Я видел фотографию, которую ты получила, и хочу увезти тебя подальше от библиотеки и Питера Нокса. Погости немного под моим кровом.

— Джиллиан сказала, что их убили чародеи. — Меня поразило, как сократились его зрачки, занимавшие обычно чуть ли не всю радужку. И бледность его этой ночью была не такой заметной, даже губы чуть-чуть окрасились. — Правда это?

— Точно не знаю, Диана. Нигерийские хауса верят, что сила колдуна заключена в камнях, которые лежат у него в желудке. Твоему отцу вскрыли живот, так что чародеи — самая правдоподобная версия.

Мой автоответчик тихо щелкнул и замигал. Я испустила стон.

— Твои тетушки звонят уже пятый раз, — сказал Мэтью.

Звук я убавила до предела, но вампир, вероятно, слышал все сообщения.

Я сняла трубку. Перекричать взволнованную Сару было не так-то просто.

— Мы думали, что тебя и в живых уже нет. — Меня вдруг поразила мысль, что мы с Сарой — последние в роду Бишопов. Я хорошо представляла, как она сидит с трубкой на кухне и волосы у нее стоят дыбом. Она стареет, хоть и бодрится, а то, что я далеко и в опасности, подкашивает ее еще больше.

— Я живехонька, и у меня в гостях Мэтью. — Я улыбнулась ему, но он не ответил.

— Что происходит? — спросила Эм. После смерти моих родителей она поседела, хотя ей тогда и тридцати не было. Так с тех пор и не восстановилась — того и гляди, ветром ее унесет. Шестое чувство подсказывает ей, что в Оксфорде дела плохи, и держит ее в постоянной тревоге.