Скрипка - Энн Райс Страница 58

– Стефан, к чему все это теперь? –сказал Бетховен, этот маленький человечек, которого я знала, которого знал весьмир по скульптурам и рисункам, всегда изображавшим его хмурым и трагичным;рябой, некрасивый, свирепый, и такой же призрак, как мы. Его глаза уставилисьна меня, на скрипку, на собственного ученика.

– Маэстро! – взмолился призракСтефана, еще крепче сжав свои объятия, а пожар тем временем продолжал полыхатьи ночь оглашалась криками и колокольным звоном. – Она украла ее!Посмотрите. Смотрите же. Она украла мою скрипку! Заставьте ее вернуть мнеинструмент, Маэстро, помогите мне!

Но маленький человечек злобно сверкнулглазами, покачал головой, как уже было раньше, а потом повернулся, презрительнофыркнул, заворчал и снова затерялся в толпе, черном столпотворении бормочущихбессмыслицу, рыдающих людей, затерялся в этом хаосе вокруг нас, а разъяренныйСтефан продолжал цепляться за меня, пытаясь сомкнуть пальцы на скрипке.

Но скрипка оставалась у меня.

– Вы отвернулись от меня? Маэстро! –взвыл он. – О Господи, что ты со мной сделала, Триана, куда ты меняпривела? Что ты наделала! Я его вижу, а он отворачивается…

– Ты сам открыл эту дверь, – сказалая.

Убитое горем лицо. Беззащитность. Любая эмоцияделала его красивым. Он отступил, обезумев, ломая себе руки, действительноломая, посмотри, как побелели у него пальцы, пока он дикими глазами смотрел,как рушится огромная оболочка дома.

– Что ты наделала! – снова вскричалон и перевел неподвижный взгляд на меня и скрипку. Губы его дрожали, лицо быломокрым. – Ты плачешь? Из-за меня? Из-за пожара? Из-за себя? Из-за них?

Он огляделся, выискивая кого-то в ночи, азатем выкрикнул:

– Маэстро! – Он отступил, всхлипывая,выпятив нижнюю губу. – Отдай скрипку, – прошипел он мне. –Отдай. За два века я ни разу не встретил тень, равную мне по силе иуверенности, ни тогда, ни теперь! А эта тень – сам Маэстро, и сейчас онаотвернулась от меня! Маэстро, вы мне нужны, очень нужны…

Он отошел от меня, но не намеренно, просто ототчаяния, пытаясь разыскать взглядом кого-то в толпе.

– Отдай ее мне, ведьма! – неунимался он. – Ты сейчас в моем мире. Вокруг одни фантомы, и ты этознаешь.

– Как и ты, как и он, – сказала ятихим сломленным, даже потерянным голосом, но в то же время не утратившимрешимости. – Скрипка у меня в руках, и я не отдам ее. Не надейся.

– Что ты от меня хочешь? – вскричалон. Он вытянул пальцы, сгорбился, из-под темных прямых бровей на меня гляделивыразительные глаза.

– Не знаю! – ответила я и заплакала.Мне не хватало воздуха, но наконец я вздохнула полной грудью, и все равно этогобыло мало. – Мне нужна скрипка. Я играла на ней. Играла в собственномдоме, я чувствовала, как подчиняюсь ей.

– Нет! – проревел он так, чтоказалось, будто он вот-вот сойдет с ума в этом царстве, где мы с ним были однии никто из живых людей, снующих поблизости, не обращал на нас внимания.

Он опустил голову и обнял меня. Его головаоказалась у меня на плече. Я почувствовала, как на лицо мне упали шелковистыеразметавшиеся пряди его волос. Я подняла глаза и увидела молодого Стефана, арядом с ним живого Бетховена, никаких сомнений, это был он – седовласый живойБетховен, сутулый, воинственный и полный любви, со спутанной шевелюрой, неряшливоодетый, он обнял своего юного ученика за плечи, а тот рыдал, размахиваяскрипкой, словно дубинкой, а люди вокруг них тем временем опускались на колениили присаживались на холодные камни и тоже плакали.

Дым наполнил мои легкие, но меня не коснулся.Вокруг нас вихрем кружили искры, не причиняя нам вреда. Он обнимал меня,дрожащую, очень осторожно, чтобы не раздавить драгоценную скрипку. Он обнималменя, закрыв глаза и зарывшись головой мне в плечо.

Покрепче обхватив скрипку, я подняла левуюруку и положила ему на голову – почувствовав густую, мягкую, бархатнуюшевелюру, он сотрясался от сдавленных рыданий.

Огонь побледнел, толпа померкла; ночь сталапрохладной, не холодной, я ощутила свежесть соленого морского воздуха.

Мы оказались одни. Ни пожара, ни толпы.

– Где мы сейчас? – прошептала я емуна ухо.

Он так и не разомкнул объятий. Казалось, онстоял в трансе. Я почувствовала запах земли, я почувствовала запах старости итлена, я почувствовала… зловоние мертвечины, но сильнее всего запах чистогосоленого ветра, тут же разгонявшего все другие запахи.

Кто-то изумительно играл на скрипке. Кто-то спомощью скрипки творил настоящую магию. Как можно было добиться такой плавнойвыразительности?

Неужели это мой Стефан? Инструментом владелкакой-то шутник, обладающий уверенностью и огромной силой, он разрывал на частимелодию, вызывая скорее страх, чем слезы.

Но его музыка пронзала ночь острее бритвы.Жесткая, безродная, мрачная.

Озорная, веселая, даже полная гнева.

– Стефан, где мы? Где мы теперьнаходимся?

Мой призрак лишь крепче сжал меня, словно самне желал ни видеть, ни знать. Он тяжело вздохнул, будто эта безумная мелодияего не тронула, не придала силы его призрачному телу, не захватила его так, какзахватила меня.

Нас снова окутал легкий морской ветерок, опятьпринесший с собой солоноватую сырость, я чувствовала запах моря и наконецразглядела что-то вдали: огромную толпу людей со свечами в руках, длинныенакидки, блестящие черные цилиндры, платья с пышными юбками, метущими землю,темные перчатки на руках, защищавших крошечные дрожащие огоньки. То там, тоздесь свечи смыкались, освещая небольшие группы людей с внимательными жаднымилицами. Музыка звучала сначала хрупко и тонко, затем взрывалась с силой,обрушивалась потоком.

– Где мы? – спросила я. Этот запах…Это был запах смерти, разлагающейся мертвечины. Мы стояли среди мавзолеев икаменных ангелов.

– Это же могилы, смотри, мраморныенадгробья! – сказала я. – Мы оказались на кладбище. Кто играет? И ктоэти люди?

Но он продолжал плакать. Наконец он поднялголову. Уставился невидящим взором на далекую толпу и только теперь, видимо,услышал музыку, пробудившую в нем сознание.

Далекая скрипка заиграла танец, танец, укоторого было название, но я не могла его припомнить, деревенский танец, всегданесущий с собой в любой край какое-то предупреждение о грозящем несчастье.

Не поворачиваясь, только слегка ослабивобъятие и глядя через плечо, он заговорил:

– Ты права, мы на кладбище.