Отдел - Алексей Сальников Страница 56

Руки Игоря слегка порозовели за эти дни от воды, щелочи и мыла. «Ты обморозился или ошпарился?» — спросил Игорь Васильевич.

В общем, в порядке Игорь не был, но распространяться об этом не желал, он зачем-то сказал жене, что просто пьет по вечерам, а днем ему звонить некогда.

Когда квартира была вылизана сверху донизу, и даже «пилот» в спальной был полностью протерт влажными салфетками до нездоровой белизны, и даже шнур «пилота» отмыт и уложен каким-то замечательным образом, подсмотренным в Интернете, — в квартире завелась мышь.

Она появилась ночью и стала громыхать полупустыми банками «Доместоса», «Белизны», «Крота», «Лотоса» и еще чего-то, как бы протестуя против отсутствия пищи. Игорь проснулся, разбуженный шебуршанием, но, скорее всего, слишком шумно пошевелился при пробуждении, отчего осторожная мышь затихла. Не успел Игорь уснуть снова, как мышь опять завозилась, Игорь решил, что переусердствовал с бытовой химией и нанюхался чего-то не того, что какая-нибудь из присадок к чистящим средствам начала действовать психоделически, но стоило ему двинуться с места, как шум снова затих. Проверяя, не сошел ли он с ума, Игорь пошел в ванную, оперся задом на раковину и стал ждать, повторится ли шум еще раз.

Мышь долго не показывалась, наверно, ее пугал включенный свет, Игорь даже задремал стоя, и ему приснился короткий сон про то, что отражение в зеркале, к которому он стоял затылком, смотрит на него с пугающе серьезным видом. Игорь встрепенулся, открыл глаза и заметил, что прямо возле его ног, мордочкой к нему, сидит мышь, держит что-то в лапках и ест. «Да не может быть», — подумал Игорь, потому что есть мыши в его квартире было совершенно нечего. Игорь попробовал осторожно нагнуться и проверить, что же такое держит мышь, но та, заметив движение, сразу же скользнула под плинтус с бесшумностью и стремительностью иллюзии на краю зрения.

Игорь слышал, что мыши являются разносчиками опасных инфекций, и тут его мания чистоты должна была вроде бы разгореться с утроенной силой и разродиться капитальным ремонтом или хотя бы повсеместной установкой мышеловок, однако же случилось ровно наоборот — появление мыши успокоило Игоря. Ему почему-то стало гораздо легче от осознания того, что он дома не совсем один. Игорь даже стал оставлять в ванной сухарик на ночь и умиротворенно просыпался и снова засыпал под характерный хруст, с каким мышь точила этот сухарик, — было удивительно, что зверушка величиной едва ли с фалангу большого пальца способна грызть что-нибудь настолько громко, чуть ли не как собака.

«Если еще и мышь пропадет — мне хана», — иногда думал Игорь. Он обратил внимание, что отдел допрашивал в основном тех людей, у кого не было семьи, которая кинулась бы их искать. Игорь сам теперь почти стал таким человеком. Он даже представлял иногда себя со стороны. Представлял, как парни из отдела звонят в его квартиру, как он им открывает, они заходят, внимательно глядя по сторонам и запоминая детали, отмечая про себя, что тут живет человек аккуратный и непьющий, как садят его, Игоря, на стул и надевают на голову ведро, допрашивают и убивают. Подсознательно Игорь так поддался этой идее, что не спал в трусах, а надевал тренировочный костюм на ночь и чтобы не было жарко спать — открывал форточку пошире. Брился он теперь даже перед сном. Укоротил и без того короткую стрижку, чтобы, если за ним придут, не быть жалким и всклокоченным.

Все эти замечательные перемены и приключения Игоря уложились в пару недель. Буквально так: в среду, произошел разговор с Сергеем Сергеевичем, когда Игорь уже начинал наводить блеск на свое жилище, на следующей неделе, правда, в четверг, появилась мышь, а в следующую среду он уже спал выбритый, причесанный и одетый. Наступил февраль, до времени весенних обострений оставалось еще довольно много времени, но психику Игоря это не останавливало, ибо она, похоже, как взорванный железнодорожный состав, катилась под откос, вопреки заверениям Сергея Сергеевича, что Игорь устойчивее прежних людей, занимавших его должность.

С Филом тоже творилось что-то неладное. С середины января он начал подыскивать съемное жилье, а именно: принялся скупать гроздья местных газет с объявлениями, звонить по этим объявлениям и ездить в рабочее время смотреть квартиры. Игорь боялся, что однажды Фил задержится и придется ехать на вызов с Игорем Васильевичем и Молодым. Эти мелькание и суета Фила добавляли нервозности и без того тревожному Игорю.

Несмотря на все его желание поселиться в нормальной квартире, с жильем Филу почему-то не везло. То была слишком высокая плата, то какие-то жуткие хозяева (Фил объяснял, что они очень похожи на тех, кого они в свое время допрашивали, а это его смущало). Игорь удивлялся, что с той широкой целевой аудиторией, которую охватывали допросы, Фил вообще может без содрогания передвигаться по улицам и не видеть вокруг себя покойников. Еще были квартиры, которые Фила не устраивали по качеству жилья, хотя странно, что он мог еще как-то привередничать, учитывая то, что он несколько лет прожил в слесарке бывшей котельной.

Однажды Фил пришел по адресу, указанному в газете, и несказанно удивился, когда из квартиры вынесли гроб со старушкой и поволокли по узкому лестничному пролету, а следом вышла заплаканная барышня и попыталась тут же заключить с Филом договор на проживание.

Предлагали прекрасную квартирку в полуподвале, но здравомыслия Фила хватило понять, что будет с этой квартиркой через пару месяцев, когда начнется звонкая весенняя капель и зажурчат ручьи.

Надежду Филу неожиданно дал Молодой. Он сказал, что новый муж матери сдает жилье и как раз жилец выехал. Тут почему-то вмешался родной отец Молодого, сделал один предупредительный звонок, и Филу отказали, сославшись на то, что квартира уже сдана. Молодой прятался от Фила, не решаясь обосновать решение родителей, но тот и так все понял и только махнул рукой. Он поймал Молодого в коридоре, по пути в курилку и сказал, что понимает отвращение к себе и понимает, за что он оказался в отделе, что не держит никакой обиды ни на Молодого, ни на его родных. Тот кивал, но это было какое-то смущенное кивание, совсем не похожее на Молодого, который, как правило, нес все, что думал, и не особо боялся последствий.

— Ты, надеюсь, им скандал не закатил? — спросил Фил в курилке.

В ответ Молодой скорчил такую смущенную рожицу, что стало понятно, что от скандала он не удержался.

— Ты, давай, не гони на родственников, — сказал ему Фил. — Их можно понять. Ты меня видишь каждый день и уже пообвыкся, а люди за детей боятся. Это нормально, так-то.

— Да ненормально это, — воскликнул Молодой. — Мне отчим все уши прожужжал по пьяни, какие нормальные бабы бывают, как он в институте обрюхатил двадцатилетнюю студентку, а она на него даже на алименты не подала. Его папашка, как мой меня, из всякого говна по жизни вытаскивал, дал ему два высших образования, пристраивал на теплые местечки и до сих пор что-то там мутит, помогает с карьерой, хер знает какой. И этот человек считает, что он лучше тебя. Это ненормально, бля.

— Спасибо, конечно, за добрые слова — сказал Фил, — но он правда лучше меня. Я, Саша, реально отморозок, каких поискать. И дело даже не в мальчиках, поверь мне. Если бы твой папа все им рассказал про меня и Васильича, они бы, на хер, из города в ужасе съехали. И тебя бы запаковали в чемодан, как Электроника, и увезли силой.