Тёмная лощина - Брайан Кин Страница 54

Но это только первая часть. Рассматривая книги, я натолкнулся на заклинание, которое должно превращать древесину в камень. По крайней мере, так его понял я. Сомнения оставались, и будь проклятый О’Коннор жив, я бы справился у него, но ничего не попишешь.

Как только круг был закончен, я встал снаружи и начал произносить слова, надеясь, что произношу их верно. Закончив, я отступил и затаил дыхание. Звуки мгновенно стихли, как будто кто-то щелкнул выключателем. Деревья не превратились в обычный лес, но перестали двигаться. Флейта умолкла, больше не было стонов и вздохов. Всё стихло.

Я решил, что заклинание сработало.

Воцарившуюся тишину разорвал крик. Сначала Патриция, потом и девочки. Я стоял вне круга и звал их, и через минуту они ответили мне. Они вышли из лощины, переступили через круг, не обратив на него внимания. Я не беспокоился о том, что они разрушат его. Мое первое заклинание воздействовало только на сущности родом из другой реальности.

Патриция и девочки будто вышли с поля боя, как те ребята, которые вернулись из Вьетнама. Контуженные — так их называют. Обнаженные, исцарапанные. В волосах ветки и листья. Сатир сделал с девочками то же самое, что и с Патрицией. Я увидел кровь на их бедрах и отвернулся. Меня вырвало. Не думаю, что когда-нибудь смогу это забыть.

Они не помнили ничего из того, что произошло. Амнезия или что-то в этом роде. Патриция обвинила меня. Сказала, что потеряла память из-за нашего утреннего пау-вау. Она расстроила девочек. Я заставил всех успокоиться, насколько смог, помог подняться в прицеп и отвез домой. На всё про всё минут пять. Они заснули прежде, чем мы добрались до дома, и спали до утра.

Они, но не я. Когда встало солнце, я вернулся в лощину. Помолился, нарисовал на лбу защитный сигил. Но в нем не было нужды. Деревья снова были деревьями: когда я шел между ними, они не нападали.

В центре лощины я нашел Хайлиниуса. Он обратился в камень, вторая часть заклинания сработала. Я постучал о него кулаком (тем, который укусило дерево), и мне стало больно. Твердый, каменный. Даже там, между ног.

Оставалось сделать еще одно дело. Я нашел картинку в одной из книг по истории. Всё на латыни, но надпись переведена. Плита, тотем Ноденсу, одному из Тринадцати, которого я призвал, чтобы расправиться с сатиром. Плита был обнаружена ученым, парнем по имени Махен. Я не понимал всего, но догадался, что нужно сделать собственный тотем для верности. Картинка была достаточно подробной. Я понял, куда вписать свое имя и где должно быть имя Ноденса. Вспомнил, что О'Коннор говорил, что мы не должны произносить его имя вслух. А я написал его раньше в этом дневнике, и, возможно, тогда-то зло и началось. Вместо имени я вырезал «Лабиринт». В конце концов, он — Бог Лабиринта, поэтому я подумал, что это сработает. Остальное скопировал с картинки в книге один в один. Плиту установил в центр лощины, рядом с сатиром. Вот слова, которые я выгравировал на ней.

DEVOMLABYRINTHI

NLEHORNPOSSVIT

PROPTERNVPTIAS

QUASVIDITSVBVMRA

Я посмотрел на свою работу. Выполнена на совесть. Поднявшийся ветер быстро охладил разгоряченную кожу, высушил пот. За холмами послышались раскаты грома. Конечно, начался дождь. Но я настолько устал, что не почувствовал капель на коже.

Когда я вернулся домой, Патриция и девочки уже проснулись. Они были напуганы. Похоже, это чудовище отравило их каким-то ядом, и он ударил им в голову. Патриция заперлась с девочками на чердаке. Она боится, что я попытаюсь причинить им боль. Сказала, что я сделал что-то ужасное с ними в лесу. Я пытался войти к ним, но она грозится убить меня. Может быть, это какое-то оставшееся влияние сатира? Может быть, Хайлиниус еще жив там, под камнем? Я должен что-то сделать.

Взял кувалду и отправился в лощину. Подумал, что, если разбить его на кусочки, возможно, его хватка ослабнет или вовсе пропадет. Шел под дождем. Гром и молнии сотрясали воздух, но я не обращал на них внимания. Даже не заметил, что дождь смыл круг, пока не стало слишком поздно. Известь и соль превратились в размытые грязные пятна.

Сатир исчез. Сбежал даже в форме статуи. И моя плита вместе с ним. И деревья внутри котловины… были другими. Вся лощина переместилась. Сместилась. Сбежала. Ушла в другое место. Я не знаю куда. Может быть, туда, откуда они пришли, или, может быть, в другую часть леса. Они скрылись от меня.

Они снова кричат наверху. Собираюсь подняться и попытаться поговорить с ними. Я люблю жену. Люблю семью. Я просто хочу, чтобы всё было нормально. Я хочу, чтобы мы были счастливой семьей. Всё, что я делал, я делал для них. Если я смогу показать им это, заставить увидеть, тогда, может быть, мы справимся.

Я хочу, чтобы они любили меня так, как раньше.

Напишу позже. Положу дневник в сундук к другим книгам, чтобы он был в безопасности.

Пойду на чердак. Попробую всё исправить.

Это забавно. Я поднимался на этот чердак миллион раз, но эта лестница никогда не казалась такой крутой, как сейчас.

Господи, как я устал.