Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2 - Джон Томпсон Страница 53

Быть может, ее налитые груди с коричневыми, чуть шероховатыми сосками, немного полнее, чем следует. Лодыжки и запястья несколько широковаты. Да и шея не такая тонкая, как на средневековых гравюрах, волосы рассыпались по круглым плечам. Глаза, губы, подмышки, пах — все блещет дарами юности. Гибкие суставы, чистота линий. А чудесная кожа, гладкая, свежая, трепещущая, украшенная черной родинкой у шеи. И этот умилительный пупок в форме раковины. Я еще ничего не сказала о ногах, которые она сейчас сомкнула: гибких и гладких до самых розовых пальчиков. Она поднимается на подушке, устраивается поудобнее и, в свою очередь, начинает разглядывать меня. Глаза ее полны невольного удивления.

Нагая женщина подобна мраморной статуе. Нагому мужчине не подходит такое сравнение. Статуе хоть фиговый листок помогает прикрыть гроздь винограда. А если в мужчине вдруг возродится сила, он уж и не знает, как это скрыть. В таком положении взгляд женщины действует как кастрация».

При последнем слове Мэдлин, которая слушала чтение Донны со все возрастающим вниманием, поморщилась. — Ну, как тебе? — поинтересовалась Донна. — Ты знаешь, ничего. Это что серьезно, пишет Гариэтт? — Ну конечно, я это нашла у нее неделю назад. Она забыла на тумбочке. И вот прочла. По-моему, она очень талантливый писатель. Тебе не кажется? — Ну, знаешь, Донна, по-моему, о таланте говорить еще рано. Она ведь еще ребенок. — Ребенок? Да мы с тобой, по-моему, в ее годы уже читали подобную литературу, таскали из библиотеки моего отца. Ты помнишь? — Конечно, помню. Послушай, Донна, у меня такое чувство, что я где-то уже подобное читала. — Читала? — Изумилась Донна, — не может быть. Это же написала моя сестра. — Я понимаю, она могла написать. Но мне кажется, что это она списала. — Да ну списала. Ты знаешь, какие книги она читает? — Я, Донна, могу судить только по себе. В ее возрасте я читала всякое. Но если тебе честно признаться, то нравились мне исключительно сказки. Все те книги, которые ты брала в библиотеке своего отца, мне не нравились. И я делала вид, что зачитываюсь ими только потому, что ими зачитывались мои сверстники. — Хорошо, Мэдлин, — кивнула головой Донна, — но мне-то свою сестру лучше знать. Это отец считает, что у нее настольная книга «Алиса в стране чудес», а на самом деле она тайком читает те книги, которые от нее прячут папа и мама. Это только когда отец входит в нашу комнату, у нее на столе лежит книга «Алиса в стране чудес» или Дюма. — Послушай, Донна, так твоя сестра уже написала роман? — Да нет, она его пишет, сколько я помню. Она все время делает какие-то записи, описания природы, разных сцен. И вот теперь, как видишь, ее заинтересовала эротика. — По-моему все это очень естественно, — сказала Мэдлин. — Не знаю, как на счет натуральности, — не согласилась Донна, — но мне как-то не по себе, что моя сестра пишет такие вот вещи. Ты послушай, Мэдлин, — и она начала читать.

Донна перевернула несколько страниц. — Вот здесь, очень интересно. Тут описание природы, это так себе, а вот тут интересно.

«Ты хоть раз задумалась над тем, в какой строгости нас содержат. Ведь к нам ни один мужчина не смеет зайти. А между тем я много раз слыхала от женщин, которые к нам сюда приходили, что все земные услады — ничто в сравнении с той, какую ощущают женщины, отдаваясь мужчине. И вот что я надумала: коли нельзя с кем-либо еще, так не испытать ли это с немым. Для этого он самый подходящий человек. Ведь если бы он даже захотел, то все равно не смог бы проболтаться. Послушав такие речи, другая пуще нее разохотилась испытать, что это за животное — мужчина. В шалаше он ее не заставил себя долго упрашивать, удовольствовал. Она же, как верная подруга, получив то, что хотела, уступила место той, что караулила». — А вот этот кусок я точно узнала, — радостно вскочила с кресла Мэдлин. — Это — из «Декамерона». У вас есть в библиотеке такая книга? — «Декамерон»? Конечно, есть. Мы же сами с тобой читали. Еще на страницах, помнишь Мэдлин, ты подчеркивала ногтем самые интересные места? — Конечно, помню. Так вот, скорее всего, что твоя сестра списала этот пассаж из «Декамерона». — Ну ладно. Пускай себе списывает. Но ты послушай дальше… Тут самое интересное. И такого даже мы с тобой не читали.

«И вот ее шея, впадинка у горла, плечо, кожа такая нежная, прохладная. Не в силах остановиться, вне себя от страха, как бы она не заставила его остановиться, он одной рукой начал расстегивать длинный ряд пуговиц сзади у нее на платье, стянул рукава с ее послушных рук, стянул с плеч ее шелковую сорочку. Зарылся лицом в ямку между ее шеей и плечом. Провел кончиками пальцев по обнаженной спине, почувствовал, как прошла по ней пугливая дрожь, как напряглись кончики грудей. Он скользнул щекой, приоткрытыми губами ниже, по нежному прохладному телу в слепой неодолимой тяге и, наконец, губы наши сомкнулись вокруг тугого сборчатого комочка плоти». — Знаешь что, Донна, по-моему, это все не так уж интересно. — Меня это тоже не волновало бы, не будь Гариэтт моей сестрой. — Проблема тут не в том, что она твоя сестра, а вообще, в произведениях такого рода. Мне кажется, я знаю, почему все они меня раздражают. — Тебя они раздражают? — удивилась Донна. — Может, ты еще и мужененавистница? — Да нет, тут абсолютно не в этом дело. Сразу видно, что все эти куски твоя сестра списала из книжек, и все эти книжки были написаны мужчинами. Может, мужчинам эти вещи читать и интересно. А женщина, по-моему, все это должна видеть другими глазами. И поэтому, вся эта литература, чтобы она меня заинтересовала, должна выглядеть по-другому.

Донна улыбнулась. — Я понимаю, к чему ты клонишь, Мэдлин. Тебе бы хотелось, чтобы вместо описания женского тела тут было мужское. — Да, но только сделанное женскими глазами. — Я прочитала тебе эти куски не только из-за их пикантности. Тут есть еще одно дело… — Донна замялась. — Какое? -встрепенулась Мэдлин. — Дело в том, что сама Гариэтт, естественно, ничего подобного еще не переживала… — Этого еще не хватало, — сказала Мэдлин. — И, как ты понимаешь, она не могла обойтись без консультаций с кем-нибудь постарше. — Ты бы могла ее проконсультировать, — сказала Мэдлин, — думаю, знаний тебе не занимать. — Но я же ее сестра, и Гариэтт стеснялась меня расспрашивать. — Так кто же ее консультировал? — Лора. — Лора? — удивилась Мэдлин. — Конечно, она часто бывала у нас, и Гариэтт очень любила с ней разговаривать. А Лоре, по-моему, нравилось быть в чьих-то глазах такой опытной и даже, я бы сказала, развратной. — А знаешь, ведь со мной Лора об этом почти никогда не говорила. Так, полунамеками, полуфразами. В общем-то, что-либо понять было очень тяжело. — Мэдлин, послушай. — Донна подошла к ней и села на колени у кресла. — Знаешь, ни отец, ни шериф, ни этот, из Вашингтона, специальный агент, ни о чем не рассказывают, и смерть Лоры, в общем, покрыта тайной. Но мне кажется…

Мэдлин напряглась и поближе придвинулась к Донне, а та продолжала почти шепотом:— Мне кажется, что смерть Лоры связана со всяческими сексуальными извращениями. — Да ты что? Ты что, Донна? Как ты такое могла подумать? — Знаешь, я подслушала однажды разговор моего отца с мамой. Отец говорил какими-то медицинскими терминами. Но я поняла, что там не все так просто, и что как будто бы Лора была в половой связи сразу с тремя мужчинами. Представляешь себе? Сразу с тремя… — Да нет, Донна, ты что-то не так поняла. — Я? Я все прекрасно поняла. Понимаешь, и вот это меня очень испугало. Я об этом никому не говорила, даже Джозефу. Ты — первая. — А почему я? — Ну, как, почему? Потому что ты моя подруга. И потому что мы вместе с тобой пытаемся помочь следствию. — А-а, понятно, — сказала Мэдлин, — то-то я смотрю, что никто ничего о ее смерти не знает. И не было никаких сообщений, даже разговоров в Твин Пиксе не было. Послушай, Донна, это все, конечно, интересно. Но меня волнует другой вопрос. — Какой? — Донна вскинула взгляд на Мэдлин. — Как у тебя складываются отношения с Джозефом?