Сказочник - Георгий Зотов Страница 52

…Макиавелли снова стоит передо мной, зажав в обеих руках планшет. Как обычно, он явился с ежедневным отчётом о событиях в мире. Он традиционно бесстрастен и смотрит на меня прозрачными глазами, ожидая дозволения начать разговор. Никколо с дивным спокойствием отнёсся к появлению Мастера, легко сдав ему документацию Небоскрёба, – как новому хозяину. Фактически он меня предал. Стоит мне шевельнуть пальцем, и он отправится в Бездну, но я не стану этого делать. Живые ли, мёртвые ли – люди в большинстве своём откровенные сволочи, однако лучше работать со сволочью-профессионалом, чем с добряком-любителем. Макиавелли прекрасно справляется с обязанностями администратора, остальное меня не волнует. Кроме того, моё чёрное (в метафорическом смысле) сердце приятно холодит мысль: он точно так же сдаст и Мастера.

Собственно, это уже произошло.

Я сообщил ему чем, на деле, является Бездна. Никколо встретил новость без эмоций (он по-другому не может), но в пожарном порядке оповестил косарей.

Загробный мир изменился как по мановению волшебной палочки.

Оказалось, представлять бытие после Бездны, рисуя в воображении ангелов… или даже чертей, – бесплодная трата времени. В принципе, в чертях нет ничего отталкивающего, эти существа просто делают свою работу, причём с некоторой толикой юмора. Честно скажу, мне не жаль, что рая не существует, а вот отсутствие ада – натуральное разочарование. Он мог бы быть устроен очень прикольно. Многих призраков расстроило именно это.

Вкусив горькую правду, косари поддержали мой план. Все до единого.

– Какие у нас на сегодня цифры? – спрашиваю я Никколо.

Он напряжённо «листает» сайты на планшете.

– Забастовка длится уже два часа, – пресно сообщает секретарь. – И должен сказать, синьор Морте, за столь короткий срок мы достигли весьма впечатляющих результатов. Мир на грани сумасшествия, тем более сегодня двадцать первое декабря. А именно в этот день многие суеверные персоны ожидали конца света, опираясь на смутные предсказания жалких язычников дикого племени майя.

– Вы знаете, всего сто лет назад я на эту тему общался с призраком царя майя Кук Баламом, главой привидений Центральной Америки, – вспоминаю я. – И спросил его тень – вы что, действительно верите в крах цивилизации? Он говорит – да ничего подобного. Это скульптор виноват, просили на сто тысяч лет календарь вытесать, а тот взял да смухлевал. Как водится, бедолагу ягуарам на обед кинули, но и переделывать не стали.

Макиавелли невозмутимо кивает.

– Тогда представьте всю комичность ситуации, досточтимый синьор Морте, – поднимает он брови. – В Дамаске, к слову сказать, происходит нечто невообразимое. И боевики, и государственная стража вышли на линию огня, палят друг в друга в упор, – а никто не умирает. А ведь только сегодня из Сирии, согласно графику, мы должны проводить к берегам Бездны ориентировочно триста душ. Султан Салах-ад-Дин кланяется и просит передать вам, – Никколо сверяется с записью в планшете, – «горячий салям». Сударь, его вообще не взволновало, что загробный путь завершается в волнах нефти. Сарацины издревле вызывали у меня неприязнь, но нынешнее послушание теней Востока не может не радовать. Призрачный Дамаск без колебаний присягнул вам на верность – авторитет Салах-ад-Дина непререкаем не только среди арабов, но и между курд-скими племенами.

– Я никогда не сомневался в Салах-ад-Дине, – отмахиваюсь я крылом (с утра пребываю в античном образе – греческий юноша Танатос, эдакий херувимчик с лёгкой порослью на лице и тоненькими, едва ли не прозрачными крылышками). – Арабы считают Смерть одним из архангелов Аллаха, Малак аль-Маутом, а это означает одно – слепо повинуйся приказам Смерти, она передаёт их персонально от Всевышнего. С таким мощным бэкграундом, Никколо, успех обеспечен: Салах-ад-Дину не нужно ничего объяснять призракам Востока. Однако, не скрою, – мне приятно единодушие теней.

– Психиатрические больницы Дамаска работают с утроенной нагрузкой, – монотонно перечисляет Макиавелли. – «Скорые» отвозят туда всех подряд – стражу, боевиков, мирных жителей, журналистов и самих психиатров. ТВ транслирует в прямом эфире: пуля, попав в туловище, разрывает жизненно важные органы, но человек не погибает. Конечно, ведь косарь не приходит за душой, она остаётся в теле. Эксперты отказываются от комментариев. О, один смешной факт, синьор Морте. В городе Алеппо повстанцы и стража, поняв, что им не убить друг друга, ушли в кафе – есть шашлык и пить водку.

Я гляжу на горящие в полумраке чёрные свечи.

– А что творится в больницах остального мира?

– Ожидаемая ситуация, – загружает новый документ Макиавелли. – Нет умирающих от рака, гриппа, инфарктов, СПИДа. Богатые старики, на грани последнего вздоха, к ужасу ближайших родственников, выздоравливают и нагуливают аппетит. На Таймс-сквер в Нью-Йорке террористы уже восьмой раз взрывают бомбу с нулевым успехом. Бездомные спокойно спят в сугробах у новогодних ёлок, не опасаясь замёрзнуть. Самоубийцы сыплются из окон без малейшего вреда для здоровья. Автомобили на Кольцевой дороге Москвы сталкиваются лоб в лоб, водители выходят и ведут светские беседы о погоде. Поезда сходят с рельс, а пассажиры не покидают вагонов-ресторанов. Удивительно, и это называют Апокалипсисом? Скорее, я бы счёл нынешнее состояние Земли приходом царствия небесного. Задумайтесь, разве бессмертие не прекрасно?

Мои крылышки ревниво трепещут.

– Не вижу тут никаких плюсов, – прерываю я Никколо. – Вы сами отметили жуткий всплеск умственных расстройств. И это лишь верхушка айсберга. Уйди Смерть – у людей прекратится карьерный рост. Разве полковник станет генералом, если командующий дивизией не падёт на поле боя? Займёт ли умный клерк место заместителя директора фирмы, если племянник директора, напившись, не свалится в машине с моста? Сменит ли один театральный режиссёр другого, если предшественник не отдаст концы? Я не говорю уж про то, что в Ватикане засел бы один-единственный за всю историю Папа Римский, а фраза «пожизненный президент» прозвучит для подданных этого президента как приговор. Добрый Никколо, вы понимаете, сколько раз избирался бы на трон правитель ЭТОЙ страны, будь он, по вашей странной прихоти, бессмертен?

Впервые вижу Макиавелли в полном смятении.

– Господи помилуй… – хрипло говорит он.

– Вот именно! – веско добавляю я. – Пускай миловать вас в данный момент некому, но даже в туманно-призрачном состоянии следует иметь собственную голову на плечах.