Шрамы, что мы выбираем - Дарья Крупкина Страница 51

Фредерик покачал головой:

– Боюсь, что в следующий раз. Иначе Ани будет нас ждать, а она очень злится в таких случаях.

Пока Винсент и Кристина одевались, второй Уэйнфилд погасил свечи, оставив только приглушенный электрический свет. Все вместе они последовали в комнату с нарисованной пентаграммой.

Ее самой не было видно: весь пол покрывали цветы. Приглядевшись, Кристина поняла, что это орхидеи. Анна уже ждала их: держа в руках бокал с вином, она сидела на кровати, закутанная в черный шелковый халат с то ли японскими, то ли китайскими мотивами.

– Наконец-то! – улыбнулась стоявшая посреди цветов Анабель. – Ну-ка по глинтвейну, пока он не остыл, и готовьтесь смотреть.

Она была в красивом синем платьем, но рассмотреть подробности изящно задрапированной ткани было попросту невозможно в скудном свете свечей. Кристина и Уэйнфилды взяли по глинтвейну с маленького столика у стены и уселись рядом с Анной, приготовившись.

Неуловимым движением Анабель включила музыку, и комната наполнилась приятными неторопливыми звуками, чем-то средним между современной электроникой и шаманскими напевами. Также медленно начала двигаться Анабель: ее босые ноги легко ступали по цветам, руки взлетали, а вслед за ними и широкие рукава платья, будто птичьи крылья. Но едва мелодия сменилась на более быструю, Анабель сделала еще одно неуловимое движение, и платье опало к ее ногам бесформенной грудой ткани. Совершенно обнаженная, она выскочила из синевы и закружилась на цветах, взметая их нежно розовые (или такими они казались при свечах?) лепестки.

Глинтвейн был прекрасен. Сладковатый, терпкий и, разумеется, горячий. Он опьянял и согревал, а движения Анабель казались спаянными в единое целое друг с другом и с музыкой.

Кристина даже не поняла, когда закончился танец: то ли до поцелуя Винсента, то ли уже после него. Во всяком случае, глинтвейн оказался допит, а сама Анабель, так и не одевшись, шептала ей на ухо:

– Идем. Идем дальше.

Видимо, в подогретом вине были не только традиционные травы, но и что-то из личных запасов Анабель, не зря же кто-то из братьев говорил, что она любит добавлять в напитки некие, одни ей известные, снадобья.

Они пришли в ванную. Наполненную какой-то темной жидкостью, а вокруг тоже валялись цветы.

– Кто первый хочет искупаться? – улыбнулась Анабель.

Судя по запаху, это было вино. Кроваво-красное вино, наполнявшее всю ванную. Винсент подошел первым, но, похоже, не собирался купаться. Со странным, застывшим выражением лица он сунул кончики пальцев в жидкость, но тут же отдернул их.

– Пожалуй, я останусь в комнате. Подожду вас там.

Фредерик с удивлением посмотрел вслед брату, но не стал его останавливать. Анабель же, так и не потрудившаяся одеться, с веселым смехом залезала в ванную.

Вернувшись в комнату, Винсент уселся прямо в цветы. Теперь их примятые лепестки, их сохранившееся изящество казались насмешкой. Насмешкой над тем, что он позволил себе забыть о кошмаре, позволил не узнать его.

Все эти танцы посреди орхидей. Ванные, наполненные кровью… ах да, не кровью, а вином. Но это ничуть не меняло дела: ванная хорошо напомнила о повторяющихся кошмарах, где были почти те же самые сюжеты. Не хватало только четок Анны, но Винсент не сомневался, что они всегда с ней и уж точно были сегодня днем, даже если он их не видел.

Его кошмары просто описывали этот день – и тот, что был больше года назад, неясным ощущением намекали на него. Зачем? Сны всего лишь вели к этой ночи?

Дверь скрипнула, но Винсент не стал оборачиваться. Только когда его руки коснулся черный шелк, он понял, что пришла Анна – последний человек, которого он ожидал и хотел видеть.

– Что случилось, Винс? Ты ушел так стремительно.

– У меня нет настроения обсуждать это с тобой.

Он резко поднялся.

– Ты не забыла, Анна? Сегодня Хэллоуин. Истекает обещание, данное Лукасу.

– Я помню. Только не надо говорить, что ты жалеешь о том, что было.

Винсент пожал плечами. Анна продолжала сидеть на полу, не поднимая головы, так что за густыми темными волосами было невозможно увидеть выражение ее лица.

– Лучше пойду к себе, – сказал Винсент. – Передай остальным, пусть празднуют без меня. А я попробую поспать – если смогу, конечно, в этих оживающих кошмарах.

– Я могу тебе помочь, – неожиданно сказала Анна.

Уэйнфилд уже успел дойти до двери, Анна не видела его, но так и не повернулась, как будто не хотела его видеть. Как будто это не было нужно.

– Я могу помочь, – повторила она. – Если ты хочешь спать. Помнишь снадобья Лукаса? У меня кое-что осталось, снотворное там точно есть.

Конечно же, Винсент не собирался ничего принимать от Анны – как минимум потому, что от нее. Ему вообще не хотелось ее больше видеть, и радовала только мысль, что больше не придется защищать и оберегать ее, как того хотел Лукас.

Но потом он увидел четки в руках Анны. Они почти сливались с ее густыми волосами и темным шелком, распластанным на цветах. Но Винсент хорошо видел отблески свечей на маленьких бусинах. Он слышал щелчки, когда Анна неторопливо и по привычке перебирала их. Еще один маленький штрих его кошмаров, которые набирали силу.

– Хорошо, – сказал Винсент. – Где твое снотворное?

Без Винсента все стало пресным и скучным, так что Фредерик вскоре тоже покинул ванную. У него была мысль отыскать брата, чтобы выяснить, что же вдруг так резко изменило его настроение, но он уважал стремление к уединению и чувствовал, что сейчас Винсенту нужно именно оно. Он только надеялся, что Анна пошла не за ним.

Облокотившись на перила лестницы, Фредерик наблюдал с верхней площадки весь первый этаж в приглушенном электрическом свете. Насколько он помнил, яркого здесь не было никогда, Лукас об этом позаботился.

О да, Лукас. Вон все, что от него осталось, бурое пятно внизу лестницы. Если б все зависело только от желания Фредерика, он бы давно вытравил его, сменил пол, если потребуется. Но Анабель никогда не позволит подобного. Она с таким остервенением держится за каждый клочок памяти о Лукасе, как будто…

…как будто ее не было здесь той ночью.

Половицы за спиной Фредерика скрипнули, и он знал, что это брат. Что ж, наконец-то. Фредерик обернулся:

– Ты все-таки решил к нам присоединиться?

Винсент его, похоже, не слышал. Он привалился спиной к стене и тяжело дышал, его била крупная дрожь. Только тут Фредерик начал понимать, что здесь что-то не так. Он схватил брата за плечи и хорошенько встряхнул:

– Винс? Что ты принимал, Винс?

Но тот его не слышал: его глаза закрылись, а тело обмякло, так что Фредерику пришлось усадить брата на верхней ступеньке, прислонив к стене. Не на шутку испугавшись, Фредерик начал трясти Винсента, но это не помогало.