Мой Демон - Михаил Болле Страница 51

– И теперь у меня перед глазами всю жизнь будет лежать в снегу окровавленное тело этого несчастного ревнивца!

– Не преувеличивайте, Жорж, – коварно усмехнулся Демон, – любые воспоминания рано или поздно тускнеют и блекнут. Кроме того, выстрели Пушкин первым – и о вас бы впоследствии никто не вспомнил!

– О боже! Неужели вам неизвестно, что в России убийство поэта равносильно богоубийству. Уж лучше быть забытым, чем проклятым!

– Об этом не вам судить! – строго заметил Демон. – Кроме того, в вашей дальнейшей жизни все сложится прекрасно. Более того – ваше имя навсегда окажется вписанным в историю величайшей на свете культуры! Да и потом, сбылась ваша мечта – вам удалось осчастливить Наталью Николаевну.

– Каким образом?

– Вы избавили ее от преждевременной смерти в нищете, после рождения очередного ребенка от сумасброда Пушкина. Своим выстрелом вы принудили императора издать этот указ. – С этими словами Демон передал Дантесу записку следующего содержания:

«1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочерям по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 р. на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать за казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т. Император Николай».

Когда Дантес закончил чтение и поднял глаза, то снова встретился с взглядом Демона, которого никто не мог выдержать, не испытав при этом леденящего страха. И в который уже раз он поразился дьявольской алчности. Причем это была не просто алчность, не просто жадность до чужих душ, а некий особый смысл, некое обещание покровительства за любое преступление, связанное с самыми великими грехами.

– Одним словом, довольны остались все, – продолжал Демон, – а вот я… О, моя участь намного более печальна! Брошенный Пушкиным, которому я служил всю его жизнь, кому я теперь буду нужен! И даже имя обезглавят, не спросив поэта!

Не слушая стенаний Демона, Дантес размышлял о поджидавшем его в загробном мире судилище, а затем стал пристально всматриваться в висящее над алтарем распятие. Ему вдруг показалось, что в ушах его раздается чей-то искусительно-предательский женский шепот:

– Избавь его от мучений – и будешь вознагражден!

Дантес сделал последний глоток и выронил на пол мгновенно разбившуюся бутылку. Затем вскочил на ноги и, не обращая внимания на протесты Демона, выхватил из-под плаща пистолет, выстрелив в распятого на кресте Христа. Тот скорчился от боли и через мгновение мучительно умер, причем его увитое терновым венцом чело внезапно напомнило Дантесу облик Пушкина.

Под сводами храма послышался громогласный хохот и раздался торжествующий возглас:

– Теперь уже он не вознесется!

В ужасе зажав уши руками, Дантес бросился прочь, путаясь в подоле шелкового платья цвета темного меда. А Демон смотрел ему вслед и, судя по уголкам прищуренных глаз, невесело улыбался.

Санкт-Петербург, Ковенский переулок, 2004 год

– Чего ты орешь, котик? – лениво поинтересовалась Надежда, просыпаясь рядом с Никитой. – Приснилось что-нибудь ужасное? Тогда расскажи своей Монро, своей развратной потаскушке, и успокойся. – Она принялась гладить его по всклокоченным волосам. – Ну же, что тебя так напугало? Закончилась последняя папироса с травкой или тебе перестали давать женщины?

– Отстань, дура, – глухо буркнул Никита, отталкивая ее блудливые руки. Перед его глазами все еще стояло видение корчившегося на кресте Христа, – в чью грудь он только что вогнал пулю из старинного дуэльного пистолета! – да звучала в ушах странная фраза: «И даже имя обезглавят, не спросив поэта!»

Спустив ноги с кровати, он яростно помассировал виски пальцами. И тут его затуманенный взгляд случайно упал на раскрытую книгу, лежащую на ночном столике. Заметив на одной из страниц портрет Пушкина, Никита недоуменно повернулся к сонно зевавшей Монро:

– Пушкина на ночь читаешь? Вот уж не ожидал! Зачем тебе это надо?

– Как – зачем? К семинару готовлюсь, – охотно отвечала она. – Ты уже забыл, что я учусь в универе на филолога?

– В самом деле?

– Ну да. А сейчас пишу дипломную работу о фригидности жены Пушкина.

– Не понял…

– Вот дурачок! Ты что, не знал? Наташка-то была фригидной, как моя знаменитая тезка Мэрилин Монро! Отсюда и все проблемы. Кроме всего прочего, она происходила из такой семейки, что о-ля-ля! Дед был пьяница и развратник, потративший почти все состояние на непотребных девок, отец – душевнобольной человек, а мать – постепенно спивающаяся святоша. Да в наше время такую семейку стоило бы подвергнуть насильственной стерилизации! Кстати, именно суровая мамаша всеми силами подавляла в своих дочерях сексуальные чувства. Отсюда у Натали родился страх перед сексом, за которым последовала фригидность. Неужели ты не знал о том, что в свете ее называли стыдливо-холодной красавицей?

– А как же дети, роман с Дантесом?

– Ну, то все легко объяснимо: дети – плод не секса, а банально-регулярного супружеского совокупления, в котором страсти было не больше, чем в равномерном покачивании железнодорожных вагонов. Что касается флирта с французиком, то это не что иное, как желание пококетничать от скуки и усладить свои нежные ушки горячими восторгами иностранца. Ведь секса-то у них не было, поскольку Натали он был просто не нужен. По крайней мере, так сказано в этой книжке.

Никита потянулся к книге и нехотя пробежал первый, попавшийся на глаза абзац:

«Стихотворение «Мой Демон» было написано Пушкиным в 1823 году, в следующем году опубликовано и впоследствии появлялось уже под другим заглавием, более обобщенным: «Демон». Советские текстологи совершили нелепую поправку – в романе «Евгений Онегин», в строке «Иль даже Демоном моим», стали писать слово «Демон» с маленькой буквы. Тем самым они умышленно обескровили и искалечили весь смысл, где в тексте Пушкина исчез сам Пушкин, который знал своего Демона в лицо…»

– Так вот что означала эта странная фраза – «и даже имя обезглавят»! – осенило Никиту. Пораженный внезапной догадкой, он заглянул на первую страницу обложки, где была помещена информация об авторе, и похолодел от ужаса:

«A.B. Воронцов. Доктор исторических наук, лингвист и крупнейший пушкиновед. Даты жизни: 1941-1992 гг.».