Белый огонь - Линкольн Чайлд Страница 5

Блум обошел стол и протянул ей руку с набухшими венами. Рука у него была неожиданно горячая, и Кори немного удивилась.

– Проходите, садитесь. Чайку?

Перед столом в начале помещения стояло несколько стульев, сбоку примостились кофейный столик и обшарпанный буфет с плиткой, кипятильником, заварным чайником – этакое неофициальное место для отдыха среди пыли и темноты. Кори плюхнулась на стул и с глухим звуком поставила портфель на пол рядом с собой.

– Уф, – сказала она.

Блум вскинул брови в безмолвном вопросе.

– Да все этот Карбон! Опять не принял мои предложения. Придется все начинать сначала.

– Карбон – всем известный осел, – произнес Блум высоким голосом.

Это заинтересовало Кори.

– Вы его знаете?

– Я знаю всех, кто сюда приходит. Карбон! Всегда волнуется, как бы не запылить свой костюмчик от Ральфа Лорена. Он думает, что я тут буду для него мальчиком на побегушках. Ну и в результате мне никогда ничего не удается для него, бедняги, найти… Вы знаете истинную причину, по которой он отвергает ваши предложения?

– Я думаю, главная причина та, что я еще только на втором курсе.

Блум прикоснулся пальцем к носу и понимающе кивнул:

– Вот именно. А Карбон принадлежит к старой школе – строго придерживается правил.

Этого Кори и боялась. Премия Розвелла за лучшие работы года была в «Джоне Джее» предметом всеобщего вожделения. Лауреатами премии чаще всего становились старшекурсники и отличники, которые потом отправлялись делать очень успешную карьеру в полиции. Насколько ей было известно, еще никогда премия не доставалась младшекурсникам, напротив, прием работ от них тихо саботировали. Но никаких официальных запретов на сей счет не существовало, и Кори не желала, чтобы препятствием для нее становились бюрократические препоны.

Блум, желтозубо улыбаясь, поднял чайник:

– Чаю?

Девушка взглянула на отвратительный чайник, который не мыли, наверное, лет десять.

– Это чайник? Я думала, это орудие убийства. Ну, знаете, полный мышьяка и готовый к употреблению.

– Всегда-то у вас на языке острое словечко. Но разве вам не известно, что отравителями в основном становятся женщины? Будь убийцей я, мне бы хотелось увидеть кровь моей жертвы. – Он налил себе чаю. – Значит, Карбон отверг ваше предложение. Что ж, ничего удивительного. И каков план «Б»?

– Это и был мой план «Б». Я думала, вы подкинете мне какую-нибудь свежую идею.

Блум сел на стул и шумно отхлебнул из чашки.

– Так-так. Если не ошибаюсь, ваша специализация – криминалистическая остеология, верно? И что именно вы ищете?

– Мне нужно обследовать человеческие скелеты, на которых имеются прижизненные или посмертные повреждения. Не помните никаких дел, где можно было бы найти что-то такое?

– Мм… – Его траченное временем лицо сморщилось от работы мысли.

– Проблема в том, что доступных человеческих останков практически нет. Если только не брать доисторический период. Но тут мы можем открыть такую банку с червями – оскорбим деликатные чувства коренных американцев. А мне нужны останки, к которым прилагается хорошая документальная база. Исторические останки.

Блум с задумчивым выражением на лице отхлебнул большой глоток чая:

– Костные останки. Прижизненные или посмертные повреждения. Исторические. Хорошая документальная база. Доступные.

Он закрыл глаза. Веки у него были такие темные и пронизанные прожилками, что казалось, будто ему дали в глаз. Кори ждала, прислушиваясь к тикающим звукам из архива, слабому жужжанию работающего вентилятора и какому-то топотку – она боялась, что это крысы.

Блум резко открыл глаза:

– Пришло тут кое-что в голову. Слышали когда-нибудь о «Нерегулярных с Бейкер-стрит»? [6]

– Нет.

– Это закрытый клуб поклонников Шерлока Холмса. Раз в год они обедают в Нью-Йорке и публикуют самые разные исследования о Холмсе, исходя из того, что это реальный человек. Так вот, один из них умер несколько лет назад, и его вдова, не зная, что делать, отправила всю его шерлокиану нам. Вероятно, она не знала, что Холмс – вымышленный сыщик, а мы здесь имеем дело только с настоящими. Как бы там ни было, я иногда заглядываю в эти материалы. В основном это чепуха. Но там есть копия дневника Дойла – фотокопия, к сожалению, – которая оказалась увлекательным чтением для старика, исполняющего неблагодарную работу в пыльном архиве.

– И что именно вы нашли?

– Там была история о медведе-людоеде.

Кори нахмурилась:

– О медведе-людоеде? Не уверена, что…

– Идемте со мной.

Блум подошел к щитку с выключателями и щелкнул всеми разом, приложив к ним ладонь. Свет флуоресцентных ламп затопил архив. Кори вообразила, что слышит, как крысы с писком бросились наутек, увидев, как замигали трубки ламп, освещающие проходы один за другим.

Хранитель, а вслед за ним и Кори двинулись по длинному ряду между пыльными полками и деревянными шкафами с пожелтевшими, написанными от руки бирками. Наконец они достигли той части подвала, где стояли библиотечные столы, на которых громоздились картонные коробки. Среди них были три большие коробки с бирками «НБС». Блум подошел к одной из них, пошарил внутри и вытащил дешевую папку. Сдув с нее пыль, он принялся листать страницы.

– Вот она. – Он показал Кори старую фотокопию. – Это дневник Дойла. Если правильно говорить, то Конан Дойла, но это слишком длинно, правда?

В сумеречном свете он перелистал несколько страниц, а потом начал читать вслух:

«Я был в Лондоне по литературным делам. Стоддарт, этот американец, оказался превосходным парнем, он пригласил на обед еще двоих: Джилла, весьма занятного члена парламента от Ирландии, и Оскара Уайльда…»

Блум помолчал, перешел на неразборчивое бормотание, перелистал еще несколько страниц. Наконец нашел интересующий его пассаж:

«…Изюминкой вечера, если можно так выразиться, был рассказ Уайльда о поездке по Америке. Наверно, в это трудно поверить, но знаменитый эстет привлек к себе громадный интерес в Америке, в особенности на Западе, где в одном городке группа неотесанных шахтеров устроила ему бурную овацию».

Кори начала дергаться. У нее не оставалось времени на всякую ерунду. Она откашлялась и вежливо сказала:

– Не уверена, что Оскар Уайльд и Шерлок Холмс – это то, что мне нужно.

Но Блум продолжил чтение, подняв палец, призывающий ее к молчанию. Его ломкий голос перекрывал ее возражения.