Молния Господня - Ольга Михайлова Страница 49
Молния Господня - Ольга Михайлова читать онлайн бесплатно
Через несколько дней на допросах у Элиа заговорил Пелато. «Уверяет, что вещи из дома Спалацатто вынес не он, а его напарник. Вельо дала тому какую-то мерзость, он намазал ею ручку двери, а остаток кинул под порог. И всё, дескать. А вещи он просто хранил у себя дома», доложил Леваро инквизитору. «Ты сам-то в это веришь?» Элиа опустился на скамью. Джеронимо посмотрел на его усталое и безразличное лицо. «Что с тобой?» Тот не ответил, лишь посмотрел странными, в последнее время будто увеличившимися глазами, и без того огромными. Может, оттого, что сильно похудел, хотя и раньше толщиной не отличался…
Но, впрочем, было и нечто, что странно упраздняло для Элиа многие тягостные впечатления этих дней, и это была та исполнившаяся вдруг мечта, воплощение которой он видел теперь поминутно. Для Элиа понятие дружбы было равно сходству душ, но для Джеронимо оно было равнозначно родству духа. Едва Вианданте стал говорить Элиа «ты», к этому добавились ласковая заботливость, приятельская задушевность и полное доверие. Теперь Джеронимо позволял себе делиться с Элиа мыслями, причём его возросшая откровенность порой пугала, обнажая запредельную высоту суждений. Иногда Джеронимо костерил дружка на чём свет стоит и поминутно над ним подшучивал. Но о донне Лауре больше не высказывался, старался не напоминать о прошедшем даже взглядом. Лишь однажды, видя, что Элиа снова погружён в глубокую задумчивость, спросил: «Ты все ещё думаешь о ней?»
Элиа апатично пожал плечами. Он и сам не понимал, что с ним. Пока эта женщина была жива, она томила и изнуряла его, но сейчас он ощущал странное чувство фантомной боли, словно болел палец на отрезанной ноге. Её жуткая, пугающая смерть, которую Элиа то и дело рисовал в своём воспаленном мозгу с протоколов допросов «весёлых волчат», странно примирила его с ней. Он скорбел и вспоминал то немногое, чем она порадовала его. Но строки допросов, огненными нитями пробегавшие в глазах, описывавшие вытворявшиеся ею мерзости, снова леденили сердце, и ощущения эти, поминутно меняясь, убивали. Джеронимо, глядя на друга и весьма прозорливо понимая, что с ним происходит, подумал, что его лучше оставить в покое. Деньки выдались, что и говорить, суматошные. В этот вечер Элиа уже не перебинтовывали, порез на плече затянулся.
На храмовой колокольне пробили повечерие. К этому времени у Терезы как раз были готовы заказанные инквизитором пончики, нескромно называемые «вздохами монахини», с сахарной пудрой и мёдом. Элиа без всяких вздохов съел десяток, а Джеронимо, вздохнув, поведал синьоре Терезе, что завтра из Больцано приедет его собрат Умберто Фьораванти, проездом в Триест, и хорошо бы угостить его такими же пончиками. Угостил он пончиком и любимого Схоластика, проигнорировав замечание синьоры Бонакольди о том, что негоже так баловать его — перестанет ловить мышей.
Вианданте по монастырской привычке решил не обременять себя мыслями на ночь.
«Господи, в чем состоит уверенность моя? В чем изо всего сущего первое мое утешение? Не в Тебе ли, Господи, Боже мой? Где Ты, там небо: смерть и преисподняя повсюду, где нет Тебя. В Тебе, Господи, Боже мой, полагаю всю надежду свою и прибежище, в Тебе утверждаю всякое горе и всякую нужду свою: ибо во всем, что вижу кроме Тебя, обретаю только бессилие и непостоянство. Не в силах дать помощь сильные союзники, и мудрые советники не дадут полезного наставления, и ученые книги не утешат, и ничто многоценное в мире не выкупит, и никакое уединенное место не даст безопасной ограды, — если Ты Сам не заступишь, не избавишь, не укрепишь, не утешишь, не наставишь, не соблюдешь…»
Он вздохнул и тихо уснул.
в которой неожиданно выясняется, что мессир Вианданте не только богослов, но и сказочник…
Умберто приехал утром, едва рассвело, выехав, видимо, затемно. В монастыре они не были друзьями, но иногда были рады часок-другой поболтать друг с другом, особенно о трудах Аквината, которым оба были увлечены. Но сейчас их объятие было по-настоящему братским — горячим и искренним. Разлука усилила их тоску по монастырским временам, а у Умберто, как вскоре понял Джеронимо, был и сугубый повод скорбеть по ним.
Приветливо поздоровавшись с Элиа, Фьораванти осторожно расспросил о гибели Аллоро, о князе-епископе Тренто, об отношениях между ним и светским судьей. Вианданте немногословно, но достаточно подробно отвечал. Леваро вскоре покинул их, и Фьораванти проводил его внимательным взглядом. Столь же мягко спросил, не заставила ли его служба… измениться? Джеронимо окинул своего монастырского собрата недоумённым взглядом, пытаясь понять, что он имеет в виду. Пожал плечами.
«Что-то, разумеется, понимаешь иначе. Я думал об этом. Словно опускаешься в бездну человеческой мерзости по дантовым адовым кругам… Однако, из мерзости — выводы не сделаешь. Не тот материал. Но, в общем-то, всё переносимо. Я же знал, что мне предстоит». Фьораванти задумчиво пожевал губами. «Я, когда въехал в город и спросил, где найти тебя, сказали, что Дом Святого в Храмовом переулке…»
Он задумался, потом вдруг заговорил — быстро и отрывисто.
— Я заехал посоветоваться, и пусть это будет между нами. — Вианданте молча кивнул.
— У нас в Больцано творится нечто ужасное. Я бы не поверил, что такое возможно, но…
— Разгулялись слуги сатаны?
— Нет. Осатанел Спенто.
— Что? ты уверен?
— Ещё бы! Сколько дел у тебя было за эти месяцы?
Вианданте задумался.
— Я не считал, но постой… расследование гибели Гоццано, капуциново дело, повитуха-Белетта, чертова Вельо с подручными да «веселые волчата»… - Он не счел нужным включать сюда расследование убийства маленькой Розы. — Пять.
— И скольких ты отправил на костер?
— С учётом, что почти три месяца инквизиция вообще не отправлялась — больше дюжины мерзавцев и спалил. Но большинство прошли по двум делам. И ещё двое — в Трибунале. Но теперь, думаю, станет тише. А что?
Фьораванти вздохнул.
— Я не знаю, что со Спенто. Не поладил с главой города, сцепился со светским судьей, уверяю тебя, вполне приличным человеком. Когда я утром выехал, он готовил аутодафе. Десятое. Двое осуждённых — не подпадают ни под какое обвинение, но один… В общем, он просто сводит счеты. Уволил палача, пытает сам. Это недопустимо. Но самое главное — это тебе и огню — я видел его лицо, когда он… Иероним, он наслаждался! Понимаешь?
Вианданте посмотрел в глаза Фьораванти и кивнул.
— Да. С моим прокурором случилось однажды то же самое. Ну, это он… погорячился.
Умберто, не отводя взгляда, продолжал смотреть ему прямо в глаза.
— А ты?
— Господь с тобой, брат мой… Если на минуту даже забыть монашеские обеты, моё имя — Империали. Даже отречение от мира не даёт право марать такое имя. Я не палач, я — судья. Фьораванти отвёл от Джеронимо больные глаза. Инквизитор заметил, что прошедшие месяцы поубавили в его собрате и жизнерадостности и кокетства, но то, что проступило — было истинным. Умберто всегда был мягок и уклончив, стремясь не задевать никого, но, слава Богу, его самого низость и подлость — задевали. У Фьораванти, оказывается, было всё в порядке и с верой, и с честью. Это радовало, но больше радоваться было нечему.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments