Рептилия - Томас Тимайер Страница 49

Понедельник, 15 февраля

— Подъем! Открывайте глаза, мой юный друг, пора. У меня было такое ощущение, что этот голос раздался из глубин моего сна. К тому же, мне показалось, что я его хорошо знал, потому что он везде преследовал меня — во сне и наяву.

— Вставайте, лежебока, нам нужна ваша помощь.

Я с трудом открыл глаза и увидел Малони, стоящего у входа в мою палатку. Он стоял, широко расставив ноги, в водолазном костюме. Жажда деятельности просто била из него ключом.

— Зачем вы меня так зверски будите?! — простонал я. — Еще же нет и… — я уставился на часы. — Половина десятого?.. Я не ошибся?

— Это действительно так. Мы ждем вас уже два часа. Чем вы занимаетесь ночами, что с утра не можете встать с кровати?

Вдруг я вспомнил то, что видел и слышал несколько часов назад и смущенно промолчал. Кажется, Малони совершенно не заметил моего конфуза. Судя по всему, у него было просто превосходное настроение, в отличие от остальных членов команды. Хотя некоторая усталость все еще чувствовалась, я проснулся и успел заметить, что вокруг меня что-то изменилось. Лихорадочная деятельность Сикспенса и Элиши не могли скрыть того, что «семейные дела» действительно плохи. Они оба работали в противоположных сторонах лагеря, и было заметно, что они всячески избегают попасть в поле зрение друг друга.

Мое настроение тут же омрачилось. Интересно, какие последствия могли иметь эти шуры-муры между Элиши и Малони? Меня сильно злило ее легкомыслие, поскольку такое поведение таило в себе огромный риск для сплоченности нашей команды. Кроме того, меня удивляло, почему Элиши после всех переживаний прошлой ночи так сдержанно вела себя с австралийцем. Я ожидал как минимум проявления нежных чувств. Она вела себя так только ради уважения к Сикспенсу — или потому что поняла: чувства Малони лицемерны? Надеюсь, что последнее, — ведь это может смягчить ситуацию. Однако, честно говоря, такая быстрая смена настроений только запутывала дело еще сильнее. Я, как и Эгомо, сидевший на корточках возле кострища и доедавший остатки вчерашнего ужина, абсолютно ничего не понимал из того, что происходит вокруг.

— Скоро вернусь, — пробормотал я, обул свои ботинки и, вооружившись рулоном туалетной бумаги, скрылся в подлеске.

Когда же я вернулся, то почувствовал, что усталость прошла, а смелость для возможного конфликта, наоборот, возросла. А в том, что конфликт будет, я не сомневался ни на секунду.

— Прошу минуточку вашего внимания, — крикнул я остальным. — У меня есть новости для вас.

Малони наморщил лоб.

— Мистер Эстбери, что еще? Опять начнется болтовня?

— Это важно, поверьте, — смело продолжил я, когда заметил, что остальные подходят ближе. — Речь идет о дневнике сержанта Матубо. Я вычитал в нем несколько интересных вещей, о которых и хочу поведать вам до того, как мы совершим непоправимое. Самое главное — это то, что я наткнулся на новый след Эмили Памбридж. Судя по всему, при отступлении на равнину, после встречи с чудовищем, она наткнулась на развалины старого города. В сообщении упоминается поселение, которое было разбито на протяжении нескольких квадратных километров.

— Чушь собачья, — возразил Малони. — Я прочел все без исключения статьи про эту местность. И все они сходятся в одном: здесь есть максимум парочка старых полей. В противном случае, мы непременно заметили бы это из самолета. Я уже не говорю о других командах, которые сотни раз измеряли и картографировали эту местность.

Я поднял руку:

— Подождите. Этот город, или что бы то ни было, после разрушения с течением времени до неузнаваемости покрылся грязью и землей. Единственное, что еще видно (мистер Малони, вы совершенно правы!) — это правильные структуры в траве. Мы действительно смотрели на них в полете, о них много писалось в разных источниках. И так как эта местность некогда была использована под сельское хозяйство, то мы сделали неверный вывод о том, что это всего лишь границы угодий. Только никто даже не подумал о том, что они могут обозначать границы старого города. Зато солдаты быстро поняли значение своей находки. Это ясно из дневника. — Я поднял тетрадь и тяжело выдохнул, поскольку сейчас последует самая трудная часть. — Итак, я предлагаю вам приостановить охоту на мокеле-мбембе и отправиться снова на поляну, чтобы начать поиски Эмили. Отыскать ее — основная цель нашей экспедиции. И, если мы найдем ее, то, возможно, сэкономим часть времени.

— Боже, она же давно мертва, — сказал Малони, и в его голосе прозвучали угрожающие нотки, — мертвее не бывает. Когда вы, наконец, это поймете?

Он наклонился ко мне, и его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Вам нужно избавиться от прошлого и сконцентрироваться на настоящем. Договорились? Сейчас мы все трое, как запланировано, погрузимся на середину озера. И закончим эту дискуссию.

— Вы совершаете огромную ошибку, — огрызнулся я. — Вы всегда видите только то, что хотите. Так же было и в лагере солдат, и теперь вы снова допускаете ту же ошибку. Когда-нибудь такое невежество будет стоить вам жизни.

Он холодно улыбнулся:

— До сегодняшнего дня я хорошо с этим уживался. Я всегда полагался на свою интуицию, и буду делать это и впредь, даже когда совсем состарюсь, и мои волосы поседеют. Ни вы, ни кто-либо другой здесь не в силах изменить это. — Взгляд, который он бросил на Сикспенса, был красноречивее всяких слов. — Сейчас у меня нет никакого желания разводить демагогию. Пора приниматься за работу!

Расстроенный Малони пошел к надувной лодке.

— Это не может быть правдой, — пробормотал я. — Он не может оставить без внимания такое важное открытие.

— Может, — возразил Сикспенс с виноватой улыбкой, — и оставит. Но это ни в коем случае не уменьшает значения вашего открытия. Не обижайтесь, но для него только одно дело важнее всех остальных, вы меня понимаете? Сейчас он хочет пойти на охоту, ничто не может расстроить его планов. А что касается вас… — Он положил мне руку на плечо. — Если вы не хотите, то можете не принимать в этом участия. Это рискованное дело. И никто не сможет заставить вас сопровождать нас. Даже он, — добавил Сикспенс, кивнув в сторону Малони.

Я покачал головой:

— Но я сам этого хочу. Во-первых, потому что не желаю, как трус, стоять в сторонке, а во-вторых, я первый раз в жизни чувствую, что напал на след чего-то очень важного. Чего-то необъяснимого и загадочного.