Хаггопиана и другие рассказы - Брайан Ламли Страница 49

Мы, отец, мать и я, уехали из Хардена, когда мне было двенадцать, перебравшись в Лондон, где отец получил хорошую работу. Мне было уже двадцать, когда я смог снова увидеться с тетей. За все эти годы я лишь посылал ей открытки (писать письма я никогда не умел), и я знал, что мои родители ни разу ей не писали и ничего о ней не слышали, но, тем не менее, мать предупредила меня перед тем, как я отправился в Харден, чтобы я не «заглядывал» к тетушке Хестер Лэнг.

Вне всякого сомнения, мои родители ее боялись, а если даже и не боялись, то, по крайней мере, опасались.

Что касается меня, то предупреждение я воспринял как вызов. Я договорился пожить неделю у старого школьного друга, но задолго до того, как шедший на север поезд остановился в Хардене, я решил провести хотя бы часть этого времени у тетушки. Почему бы и нет? Разве мы с ней не ладили? Что бы ни случилось в прошлом между ней и моими родителями, я не видел никаких причин ее сторониться.

Сейчас она наверняка постарела. Интересно, насколько? Она была на несколько лет старше моей матери, своей сестры, того же, естественно, возраста, что и ее брат-близнец Джордж в Австралии. Но сколько ей лет в точности, я, конечно, не знал. В конце концов, проделав все возможные подсчеты, я прикинул, что моей тете и ее далекому брату на двоих как минимум сто восемь лет. Да, тете сейчас должно быть примерно пятьдесят четыре года. Пора уже было кому-нибудь ею заинтересоваться.

В первый же вечер после моего приезда в Харден, в пятницу, мне представилась отличная возможность навестить тетушку Хестер. У моего школьного друга Альберта было свидание, которое ему не слишком хотелось откладывать, и, хотя в течение дня он делал все возможное, вскоре стало ясно, что вторую девушку для меня ему за столь короткий срок не найти. Но я в любом случае не большой сторонник свиданий с незнакомками, а большинство девушек остаются таковыми, пока их по-настоящему не узнаешь. Еще меньше мне нравятся свидания в компании с кем-то еще, на самом же деле мне хотелось иметь свободный вечер для себя. Так что, когда Альберту пришло время отправиться на встречу со своей девушкой, я пошел в другую сторону, через осенние изгороди и поля, к старинному Касл-Илдену.

В маленькой деревушке я появился около восьми, когда сумерки еще не решились уступить ночи, и направился прямо к домику с соломенной крышей, где жила тетя Хестер. Дом все так же стоял в конце мощеной Мэйн-стрит, посреди ухоженного сада в окружении вишневых деревьев с увешанными тяжелыми плодами ветвями. Когда я подошел к воротам, дверь открылась, и из дома вышла самая странная четверка незнакомцев из всех, что я когда-либо видел.

Сгорбленный, но весьма подвижный и разговорчивый старик лет девяноста, неряшливая толстая женщина с множеством трясущихся подбородков, тощий как скелет, невероятно высокий и смешно закутанный мужчина в шарфе, длинном пальто и меховых перчатках, и, наконец, изящная старушка с тростью и слуховой трубкой. Их сопровождала моя тетушка Хестер, нисколько, казалось, не изменившаяся с тех пор, как я видел ее в последний раз. Проводив их к воротам, она вывела их на улицу. Последовал неровный хор благодарностей и дежурных вежливых фраз, после чего все четверо удалились в сторону покосившегося деревенского паба, оставив тетю у ворот. Наконец она заметила меня, стоявшего в тени одного из ее вишневых деревьев, и почти сразу же узнала, несмотря на прошедшие без малого десять лет.

— Питер?

— Привет, тетя Хестер.

— Господи, Питер Нортон! Как ты вырос! Заходи, заходи!

— Прошу прощения, что явился без предупреждения и после столь долгого отсутствия, — ответил я, пожимая ее протянутую руку, — но…

— Можешь не извиняться. — Она небрежно махнула рукой и улыбнулась, отчего в уголках ее глаз и на некрасивом лице появились морщинки. — Ты пришел как раз вовремя — моя группа только что оставила меня одну.

— Твоя группа?

— Моя спиритическая группа! Она у меня уже давно, много лет. Ты не знал, что я в некотором роде медиум? Вряд ли. Твои родители ведь тебе об этом не рассказывали, верно? Собственно, с этого все и началось, я имею в виду семейные проблемы.

Мы вошли в дом.

— Я как раз хотел тебя об этом спросить, — сказал я. — Ты имеешь в виду, что моим родителям не нравится твое увлечение спиритизмом? Вполне могу их понять, особенно отца. Но все равно никак не пойму, какое отношение это имеет к ним?

— Не только к твоим родителям, дорогой, — она всегда называла меня «дорогой», — но и моим, а в особенности к Джорджу, твоему дяде в Австралии. И дело не только в спиритизме, хотя и в нем тоже. Ты знаешь, что мой брат уехал из дома и обосновался в Австралии из-за меня? — Взгляд ее стал отстраненным. — Нет, конечно же, не знаешь, и вряд ли кто-то еще знал бы о моих способностях, если бы Джордж не вывел меня через окно….

— Гм? — пробормотал я, не веря своим ушам. — Способностям? Вывел через окно?

— Да, — кивнула она, — он вывел меня через окно! Послушай, я расскажу тебе все с самого начала.

К этому времени мы уже расположились перед камином в гостиной тетушки Хестер, и я смог увидеть принадлежности, оставленные ее «группой» — старинные тома и трактаты в кожаных переплетах, карты таро, лоснящуюся от времени «говорящую доску» и еще несколько предметов, столь любимых спиритами. В доме тети Хестер всегда имелось множество загадочных диковинок, с детства приводивших меня в восторг.

— Впервые я узнала о существовании между мной и Джорджем некоей связи, — начала она, вырвав меня из задумчивости, — отличной от очевидной связи, существующей между всеми двойняшками, когда нам было двенадцать. Твои дедушка с бабушкой взяли нас вместе с твоей матерью на пляж в Ситон-Кэрью. Был июль, и стояла невероятная жара. В общем, короче говоря, твоя мать начала тонуть.

Она заплыла довольно далеко, и единственным, кто был неподалеку, оказался Джордж, который не умел плавать! Он зашел в воду по шею, но не осмелился идти дальше. В Ситоне можно зайти далеко от берега — дно опускается очень плавно. Джордж был, по крайней мере, ярдах в пятидесяти от берега, когда мы услышали его крик, что сестренка тонет…

Сначала я перепугалась и побежала по мелководью, крича Джорджу, чтобы он плыл к сестре, чего, конечно, он сделать не мог — но поплыл! Или, по крайней мере, поплыла я! Каким-то образом я поменялась с ним местами, понимаешь? Не физически, но мысленно. Я оставила его позади на мелководье, в моем теле, а сама, что было сил, поплыла в его теле к сестре! Мне удалось вытащить ее обратно на мелководье без особых усилий — она не доставала до дна всего на несколько дюймов — а потом, когда опасность миновала, я обнаружила, что мое сознание вернулось в мое собственное тело.

Все начали суетиться вокруг Джорджа, который стал героем дня, пытаясь выяснить, как это у него получилось; но он не мог ничего толком сказать, кроме того, что ему казалось, будто он стоит на месте, глядя, как сам же спасает сестру. Конечно же, он действительно стоял и смотрел — моими глазами!

Я не стала пытаться ничего объяснить. Все равно никто бы не поверил и не стал бы слушать, да я и сама не могла понять, что произошло, но с тех пор Джордж стал относиться ко мне подозрительно. Он ничего не говорил, но, думаю, уже тогда у него впервые возникла мысль…