НКВД. Война с неведомым - Александр Бушков Страница 49

– Ух, какой ты у нас сообразительный… – оскалилсяПогорелов. – А теперь лови мою мысль на лету… Мадьяр их убил – это факт.Убил их мадьяр косами – это тоже факт. Следовательно, эти факты и должны бытьотражены в бумагах. Только эти факты. А вот о том, что он кидал косы взглядом,писать, разумеется, не стоит. Запоминай накрепко. Ты вышел поутру из амбара понужде. И увидел, как эта падаль мадьярская, склонясь над бездыханными телами,втыкает в них новые и новые косы… Усек? Хорошо усек?

– Как-то это…

– Вернемся на исходные позиции, – с величайшим терпениемсказал капитан Погорелов. – Убийство есть убийство, так? И какая, побольшому счету, разница, рукой человек вгоняет нож в ближнего своего, иликолдовским взглядом? Один хрен – убивец он после этого… А?

– Ну, вообще-то…

– Убийца он, или кто?

– Убийца, конечно…

– В полном смысле?

– В полном смысле…

– Так что ж ты целку строишь, друже? – ласково спросилПогорелов. – Сейчас запишем все, как я тебе обрисовал… Мы что, шьем делоневиновному? Да ни хрена. Убивец он, твой мадьяр, доподлинный и натуральный. Адетали… Мы ж никому не врем, мы просто не доводим всей правды. Ни к чему такаяправда. Того, что есть, с лихвой хватит… А? Прав хитрожопый Погорелов?

– Прав, – вынужден был признать лейтенант.

– Вот то-то. Погорелов – это Погорелов, и пишется –Погорелов. А вы про меня сочиняете обидные загадочки – мол, чем особист отмедведя отличается… Садись. Излагай показания.

Уже минут через десять показания единственного свидетелябыли запротоколированы по всей форме. С довольным видом обозрев своехудожество, Погорелов тщательно сложил лист вдвое, уместил его всоответствующее отделение планшетки, и они вышли на солнышко.

– Кантуй родимого, – распорядился Погорелов.

Его кучер с автоматчиком, легко подхватив связанного порукам и ногам мадьяра, вмиг закинули его в бричку, и туда же поместилсяПогорелов – с видом уставшего, но довольного победителя.

– Ты командуй тут… – сказал он лейтенанту. – Вызовем,если что.

– Погорелов! – вскрикнул вдруг лейтенант.

Он и сам не мог определить точно, что именно хочет сказать.У него просто-напросто сидело где-то в глубинах организма тягостное, мрачноебеспокойство. Как заноза.

– Ну? – нетерпеливо обернулся Погорелов, уже былособравшийся скомандовать кучеру трогать.

– Погорелов, – сказал лейтенант, переминаясь с ноги наногу. – Ты поосторожнее с ним, кто его знает…

Погорелов кинул взгляд на лежавшего у него в ногахсвязанного мадьяра, ухмыльнулся и сказал чуть ли не покровительственно:

– Не ссы, разведка, и не таких упаковывали… Бывай!

Он толкнул кучера кулаком в поясницу, тот тряхнул вожжами,причмокнул, и сытые, красивые венгерские кони вмиг вынесли бричку со двора.

Строго говоря, у этой истории нет конца. Какого-либозавершения. Потому что никто и никогда больше не видел ни мадьяра Миклоша, никапитана Погорелова, ни сержанта-кучера, ни автоматчика из СМЕРШа. Первый так ичислится в бегах, а остальные трое – пропавшими без вести. Все они исчезливместе с бричкой – средь бела дня, на знакомой и безопасной дороге, нанеобозримых венгерских равнинах. В штабе дивизии они так и не появились,исчезли вместе с фасонной бричкой и красивыми конями из поместья какого-то толи барона, то ли графа.

Их искали долго и старательно. Не нашли. В одномлейтенант убежден на сто процентов: в тех местах, вообще в Венгрии не былоникаких таких вервольфов, никаких партизанствующих недобитков. К тому временивсех недобитков загнали за колючку.

А те четверо исчезли, как сквозь землю провалились.

Такая история.

( – Волосы у нее были черные, – говорит лейтенант,глядя сквозь меня. – Как антрацит. Глазищи огромные. И вот как-то так онашла, как-то так улыбалась… Оторопь брала. И сердце ухало куда-то, обрывалось…Зубы влажные, белоснежные, ровные… Ну, это все слова, а она была… такая…)

Он замолкает и смотрит назад. Я могу его понять. Я и сампорой вспоминаю другие черные волосы и черные глаза, но совершенно точно знаю,что у меня при этом никогда не будет такого лица…

Что же это за женщина была, черт возьми?

Она была. Такая…