Возлюбленная - Питер Джеймс Страница 49

Вытерев оставленную Беном лужицу, Чарли снова потрепала его. Когда он подошел к миске и стал есть, она нажала на кнопку автоответчика для воспроизведения сообщений и, пока перематывалась кассета, подошла к раковине и тщательно вымыла руки. Палец она промыла холодной водой и, обеспокоенная ржавчиной на ноже, попыталась припомнить, когда в последний раз делала прививку от столбняка. Руки ее выглядели ужасно. Каждый раз, когда она двигала пальцем, кожа вдоль раны расходилась, вызывая сильную боль.

Автоответчик закончил перемотку и начал проигрывание. Послышался тонкий писк, шипение, потом писк, обозначающий конец сообщения, – и снова шипение. Чарли нахмурилась. Опять писк. Снова шипение. Тишина. Шипение. Шарканье кассеты в автоответчике. Еще один писк… Ветер сотрясал дом, приплясывали тенистые полоски от сушилки, идущие поперек стола. Бен посмотрел на нее, потом, все еще дрожа, опустил глаза в миску.

Писк. Шипение. Шарканье кассеты. Ветер, как из брандспойта, поливал дом дождем. Писк. Шипение. Снова и снова, как будто звонил какой-то ненормальный, кто-то не желающий говорить, а только слушавший, слушавший…

Том. Не он ли это был, звонивший, а потом вешавший трубку, не имея мужества заговорить? Она повернула колесико громкости, чтобы расслышать какие-нибудь звуки на заднем плане, разговоры других людей, и попробовать определить, в каком месте находился этот звонивший.

Уши Бена встали торчком, и он издал глубокое, рокочущее рычание. Все, что она могла увидеть в окне, было ее собственным отражением на фоне черноты. Прозвучал финальный продолжительный писк, извещающий о конце сообщения. Холодная воздушная волна повеяла сквозь старое стекло. Этот дом был очень уязвимым, в него легко было вломиться, легко, если бы кто-нибудь захотел и…

Чарли сняла телефонную трубку, прислушалась к гудению и успокоилась. Ей только хотелось, чтоб у них были занавески, жалюзи, хоть что-нибудь. Ведь снаружи могли заглядывать, всматриваться. Бен без особого желания пережевывал ломоть мяса.

Из сумочки она достала кассеты с записью сегодняшнего сеанса, полученные от Эрнеста Джиббона, и положила на кухонный столик. Во всяком случае, Том не увидит их, не сможет рассердиться за то, что она потратила деньги.

Чарли помазала порез от ножа антисептиком и обмотала эластичным пластырем, лежавшим под раковиной. Бен промчался в коридор и залаял. Глухими, вялыми ударами легонько простучало дверное кольцо. Через цветную стеклянную панель входной двери Чарли разглядела невысокую фигурку в желтом.

– Да-да? – крикнула она. – Кто там?

– Виола Леттерс, – прокричал приглушенный голос.

Держа Бена за ошейник, Чарли открыла дверь. Пухлая маленькая фигурка соседки была упакована в блестевший от воды желтый непромокаемый плащ, в штормовку и красные высокие сапожки. Держа в руке большой резиновый фонарь, она выглядела так, словно только что сошла со спасательной шлюпки.

– Послушайте, прошу меня извинить, что беспокою вас в такой вот вечерок, – пролаяла она голосом противотуманной сирены. – Вы, случайно, Нельсона не видели?

Сквозь брызги дождя Чарли учуяла в дыхании старухи алкогольные пары.

– Нельсона? Вашего кота? Нет, боюсь, что не видела. – Чарли отступила назад. – Входите, пожалуйста.

– Да не хочется пачкать вам прихожую.

– А выпить не хотите?

– Ну если вы… – Она широко шагнула вперед. – Ярость, рев, буря – такого рода ночка всегда напоминает мне о короле Лире, – пролаяла она. – Черт бы побрал этого проклятого кота! Ушел вот на целый день и даже поесть не вернулся. Он никогда не блуждает чересчур долго… Он мало что и видит-то единственным глазом. – Бен примчался к ней, держа в зубах изжеванную резиновую головку Нейла Киннока. Старуха потрепала его. – Спасибо тебе, малыш. Ужасно мерзкий он мужик, этот Киннок, но все равно это очень мило с твоей стороны.

– Что вам можно предложить?

– Я все-таки чувствую, что вторгаюсь к вам. – Виола Леттерс украдкой посмотрела на нее и потянула за узел своей штормовки.

– Нет-нет, совсем нет. Я ничем не занята. Виски? Джин? У нас тут много всего есть.

– А я вот в воскресенье ходила к Эвенсонгу, – сказала старуха, входя следом за Чарли в кухню. – Вы незнакомы с этим молодым священником? Чертовски неплохая мысль – написать про него епископу. Он совсем с катушек соскочил. А может, и пьяный был. Джин с тоником, дорогая, только без льда.

Она стянула с себя мокрую верхнюю одежду, и Чарли повесила ее на перекладину у газовой плиты.

– Он нес какую-то околесицу об организованном фермерстве, говорил, что если бы Христос сегодня вернулся, то стал бы организованным фермером. Говорил, что лучше взять какого-нибудь причудливого червяка – вы представляете? – да и сжевать его, чем сожрать тонну невидимых химикалий. И какие-то аналогии с изгнанием торговцев из храма. Нет, это выше моего понимания.

Чарли налила большую рюмку джина.

– Мы, к сожалению, не ходим в церковь.

Она отвинтила колпачок на бутылке с тоником.

– Не могу обвинять вас за это – тут уж ничего не поделаешь. Он совершенно сумасшедший. Просто псих. – Гостья взяла рюмку. – Ваше здоровье!

Себе Чарли налила рюмочку белого вина.

– Ваше здоровье, – ответила она и села.

Виола Леттерс осмотрелась.

– А вы изрядно поработали, – заключила она.

– Ну, тут еще работать и работать.

Старуха отхлебнула джина с тоником.

– Я дала моему бедному мальчику завтрак вчера утром и не видела его с… – Она замолчала посредине фразы, когда ее взгляд упал на пластиковый держатель для фотографий, стоящий на подоконнике.

Внутри него был некий фотомонтаж, сделанный Чарли из различных снимков на отдыхе. Том в замшевом пальто и она сама в верблюжьем пальто стояли перед Берлинской стеной. По виду это начало 70-х. Том в уличном кафе в темных очках. Оба они в кабине яхты в гавани Пула, у Ла-Манша. Вот она собственной персоной совершает полет на дельтаплане, первый и единственный в ее жизни. Том на пляже в акваланге. Они вдвоем среди пьяного стада приятелей, за столом в ресторане.

Прищурившись, Виола Леттерс наклонилась поближе, потом показала пальцем на фотографию Чарли и Тома перед Берлинской стеной.

– Это вы?

– Да, – кивнула Чарли. – С тех пор я немного изменилась.

Старуха уставилась на Чарли, потом запустила короткие толстые пальцы за вырез своей блузы и, вытащив оттуда очки, зажмурила один глаз и стала рассматривать фотографию. Потом она снова посмотрела на Чарли. В ее крабьих глазках появилась загадочная настороженность.

– Это невероятно, дорогая. Совершенно невероятно.

Чарли почувствовала раздражение. А Виола Леттерс слегка постучала по своему лбу.

– Я… если вы не возражаете, дорогая, я в самом деле не… думаю, я не очень хорошо себя чувствую.