Боги Бал-Сагота - Роберт Говард Страница 48

В сонной тиши летней ночи Брилл дошел до кургана, поднял фонарь повыше – и растерянно выругался. Луч фонаря осветил выкопанную яму, кирку и лопату, мирно лежавшие там, где он бросил их – и черный зияющий лаз! Тяжелая каменная плита лежала на дне ямы, словно кто-то небрежно оттолкнул ее в сторону. Стив с опаской выставил фонарь вперед и заглянул в тесную пещерку усыпальницы, сам не зная, что ожидает увидеть. Внутри не оказалось ничего, кроме голых стенок длинной и узкой камеры, где как раз поместилось бы тело человека, сложенных из грубо отесанных каменных блоков, ловко и надежно подогнанных один к другому.

– Лопес! – в ярости воскликнул Стив. – Ах ты, подлый койот! Должно быть, он следил за мной, а стоило мне уйти за фонарем, прокрался сюда, отвалил камень и забрал все, что там было. Ну, разрази гром его грязную шкуру, я ему покажу!

Он злобно дунул на огонек, погасив фонарь, устремил взгляд в темноту, на ту сторону неглубокой, поросшей кустарником низинки – и застыл без движения. На склоне холма, за которым стояла хижина Лопеса, мелькнула тень. Серпик луны был совсем тонок, свет его – тускл, игра теней сбивала с толку. Но взгляд Стива, отточенный солнцем и ветрами пустошей, был остр, и он сумел разглядеть какое-то двуногое существо, быстро скрывшееся за заросшим мескитом холмом.

– Удирает в свою халупу! – прорычал Брилл. – Ну, точно: спер что-то, иначе не бежал бы со всех ног.

Брилл сглотнул. Его вдруг, непонятно отчего, охватил странный трепет. Что же такого необычного было в вороватом старом латиносе, бегущем с добычей домой? Казалось, темная фигура двигалась как-то странно – неслась длинными, бесшумными скачками. Но Брилл отмахнулся от этой мысли. Что тут странного? Должно быть, коренастый Хуан Лопес очень спешит, раз уж так скачет на старости лет.

– Что бы он ни нашел, оно принадлежит мне не меньше, чем ему, – сказал Брилл, стараясь отвлечься от странностей в беге темной фигуры. – Эта земля у меня в аренде, и копал тоже я. Вот проклятье, черт его раздери! Неудивительно, что он наговорил тут всякого. Хотел, чтобы я не совался в курган и все досталось ему. Странно, что он не выкопал клад давным-давно. Но кто их разберет, этих латиносов…

Обдумывая все это, Брилл зашагал вниз, через пастбище, к ручью. Войдя в тень деревьев и густых кустов, он пересек пересохшее русло, мимоходом отметив, что во тьме не слышно ни криков козодоя, ни совиного уханья. Воздух пронизывала напряженность, ночь будто чего-то ждала, вслушивалась в шаги Стива, и от этого становилось неуютно. Сумрак над руслом ручья казался слишком густым, слишком бездыханным. Стив пожалел, что задул взятый с собой фонарь, и крепко, точно рукоять боевого топора, стиснул черенок кирки, порадовавшись, что не забыл прихватить ее. Захотелось свистнуть – просто затем, чтоб разогнать тишину, но Стив негромко выругался и отбросил эту мысль. Однако он очень обрадовался, оказавшись, наконец, на невысоком противоположном берегу, в свете звезд.

Поднявшись на холм, он взглянул вниз, на прогалину в мескитовых зарослях, где стояла убогая хижина Лопеса. В единственном окошке горел свет.

– Похоже, собирает пожитки в дорогу, – проворчал Стив. – О! Что за…

Страшный вопль, прорезавший тишину, заставил его покачнуться, точно от удара. Захотелось зажать уши, только бы не слышать этого ужасного крика, перешедшего в невыносимый визг и оборвавшегося с отвратительным горловым клекотом.

Все тело Стива покрылось холодным потом. Сорвавшись с места, он со всех ног помчался вниз по склону.

– Бог ты мой! – выдохнул он на бегу. – Лопес? Или кто это там?

В хижине явно творилось нечто ужасное, но Стив был полон решимости выяснить, что стряслось, окажись там хоть сам Сатана. Прибавив скорости, он еще крепче стиснул черенок кирки. «Бродяги какие-нибудь, пришлые, – подумал Стив, разом забыв о своем гневе. – Убивают Лопеса ради добра, что он стащил из кургана. Ну что ж, пусть Лопес и вор – кто бы там ни напал на старого пройдоху, ему придется туго».

Он добежал до прогалины, и тут свет в окошке хижины погас. С разбегу врезавшись в ствол мескита, Стив закряхтел от удара и боли в разодранных колючками ладонях. Он отскочил от дерева, со всхлипом выругался и бросился к хижине, собираясь с духом перед встречей с неизвестностью – от жуткого крика в ночной тишине и от вида мелькнувшей в окне тени волосы его встали дыбом.

Толкнув единственную дверь хижины, Брилл обнаружил, что она заперта на засов. Тогда он окликнул Лопеса, но ответа не последовало. Не было, однако, внутри и полной тишины. Из-за двери донесся странный глухой звук, тут же стихший, стоило Бриллу обрушить на дверь кирку. Тонкие доски треснули, дверь раскололась, и Брилл ворвался в темную хижину, яростно сверкая глазами и занося кирку для сокрушительного удара. Но нет – звук, всколыхнувший мрачную тишину, не повторился, и ничто не шевельнулось во тьме, хотя буйное воображение Брилла вмиг наводнило темные углы хижины самыми разными ужасами.

Мокрыми от пота пальцами он отыскал спичку и чиркнул ею. В хижине не было никого, кроме него и Лопеса – старого Лопеса, замертво лежавшего на полу. Руки его были раскинуты в стороны, точно у распятого Христа, челюсть по-идиотски отвисла, широко распахнутые глаза были полны невыносимого ужаса. Единственное окно было распахнуто настежь, демонстрируя, как убийце удалось уйти – а может, и проникнуть внутрь. Подойдя к окну, Брилл осторожно выглянул наружу, но не увидел ничего – лишь склон холма с одной стороны да прогалину в зарослях мескита с другой. Он вгляделся в темноту. Что это – не движение ли среди путаницы теней мескитов и чапарреля ^[54]? Или неясная фигура, мелькнувшая в зарослях – лишь плод его воображения?

Спичка догорела до самых пальцев. Отвернувшись от окна, он засветил старую керосиновую лампу, стоявшую на грубо сколоченном столе – и выругался, поспешно отдернув руку. Стекло лампы был раскалено так, будто она горела не один час.

С неохотой он повернулся к мертвому телу на полу. Какая бы смерть ни постигла Лопеса, она была ужасна, но, с опаской осмотрев и ощупав тело, Брилл не нашел ничего – ни следа от удара ножом или дубинкой. Стоп. Откуда это кровь на пальцах? Приглядевшись, Брилл обнаружил на горле Лопеса три или четыре крохотных ранки, из которых медленно сочилась кровь. Вначале он решил, что ранки оставлены стилетом – тонким округлым клинком без режущих кромок, но тут же покачал головой. Ему доводилось видеть оставленные стилетом раны – шрам от одной из таких имелся и на его собственном теле. А эти раны больше напоминали звериный укус – след острых клыков.

Однако Бриллу не верилось, что они достаточно глубоки, чтобы повлечь за собою смерть, да и крови из них вытекло совсем немного. В темных глубинах сознания зародились отвратительные, мрачные мысли: похоже, Лопес умер от страха, а ранки были нанесены в то же время – в самый миг смерти или же сразу после.