Кошки-мышки - Наталья Тимошенко Страница 46

— Слепого экстрасенса? — переспросил Никита Андреевич.

Яна сунула ему телефон под нос, но прочитать статью не дала, тут же принялась торопливо пояснять даже не ему, а всем:

— Этой ночью мне снилось новое убийство. А Никита Андреевич почувствовал, что жертва испытывает тревогу, но не страх. Мы сначала подумали, что она знает убийцу, но Элиза сказала про слепоту, и я вдруг поняла: жертва не боится, потому что не видит! Испытывает тревогу, потому что рядом чужой человек, но не боится, потому что привыкла к невидимым людям рядом. И мне показалось, что совсем недавно я читала что-то подобное. И вот нашла! На новостном канале пару недель назад был пост о некоем Юрии Любимове, который в результате автомобильной аварии потерял способность двигаться и ослеп, зато научился по фотографии определять, жив ли человек или нет, и если мертв, то где искать тело. Тут написано, что несколько раз он уже помогал поисковикам находить пропавших людей.

— Если он слеп, как видит человека на фотографии? — не понял Никита Андреевич и потянулся к телефону, чтобы лично прочитать статью.

— Тут написано, что просто кладет руку на нее и все рассказывает.

— А мне интересно знать, что значит: Никита Андреевич почувствовал? — встрял отец.

— Он тоже экстрасенс, — ляпнула Яна, а потом покосилась на Кремнева: не против ли он. Против он не был. Сам ведь говорил, что теперь уже поздно что-либо скрывать.

Папины брови взлетели под прическу, снова скрыв огромный синяк на лбу.

— Очевидно, мне нужно позвонить Лосеву, предупредить его, — пробормотал Никита Андреевич, вставая из-за стола.

— А мы не поедем? — удивилась Яна.

— Вы разве не останетесь ночевать? — тоже спросила Элиза.

— Останемся, — заверил Никита Андреевич и посмотрел на Яну: — Не думаю, что нам так уж необходимо срочно возвращаться. Лосеву я все расскажу, думаю, полиция вполне может захотеть устроить засаду, и посторонние люди им там совершенно не нужны.

Яна судорожно придумывала, по какой причине они все-таки могут понадобиться, но наткнулась на удовлетворенный папин взгляд и молча выдохнула. Папа радовался даже не тому, что они останутся, а тому, что рассуждения Никиты Андреевича наверняка совпали с его собственными.

⁂

До вечера время пролетело незаметно, и Яна, честно говоря, думать забыла о расследовании. А еще ни разу не пожалела, что все-таки приехала домой, пусть и с Никитой Андреевичем. Они с отцом внезапно подружились, можно сказать. Никита Андреевич проявил искренний интерес к папиной мастерской, и тот, как истинно увлеченный чем-то человек, с удовольствием провел ему подробную экскурсию и парочку занятных лекций.

— У вас с ним точно ничего нет? — со смешком поинтересовалась Элиза, когда они вдвоем готовили спальные места и Яна заявила, что спать они будут, само собой, в разных комнатах. Впрочем, даже если бы они встречались, папа едва ли разрешил бы им спать вместе.

— Зуб даю, — хмыкнула Яна, прислушиваясь к приглушенным голосам за стеной: в отличие от их старого дома, где папина мастерская располагалась в отдельно стоящем сарае, здесь она примыкала к дому, хоть и имела отдельный вход, а потому они слышали обрывки разговора.

— Прямо жалко, — притворно вздохнула Элиза. — Кажется, это был бы первый твой ухажер, которого Максим не пожелал бы спустить с лестницы.

— Да я уже сама жалею, — рассмеялась Яна. — Но чего нет, того нет.

— А что есть? — как бы между делом спросила Элиза. — Уже почти год я не слышу от тебя рассказов о парнях, а ведь раньше, помнится, у тебя едва ли не каждый месяц случался новый роман.

— Ну не каждый, — пристыженно пробормотала Яна, нарочито внимательно вдевая подушку в наволочку.

— От ответа-то не уходи.

Придется рассказывать, Элиза хоть и в шутку спросила, но не отстанет. Впрочем, Яна никогда от нее ничего не скрывала, втайне подозревая и порой находя подтверждения своим догадкам, что Элиза затем все передает папе, но при этом сначала пропускает Янины слова через призму папиного характера. И папа вроде как все знает о жизни дочери, но при этом информацию получает, приправленную нужными красками, а потому не волнуется. Это устраивало обе стороны.

— Встречаться ни с кем не встречаюсь, но один вроде как ухаживает, — призналась она.

— Вроде как?

— Ну, мне кажется, что я ему нравлюсь, хотя ничего серьезного у нас еще не было.

— Однокурсник?

Яна не выдержала и рассмеялась.

— Соучастник! Участковый, который нашел тело второй жертвы. Его тоже привлекли к расследованию, поэтому мы порой встречаемся. Ему двадцать три, не сильно меня старше.

— Ты ему нравишься, а он тебе?

— Да черт его знает, — Яна пожала плечами. — Не могу сказать, что влюблена, но, если зовет на свидание, я не отказываюсь.

Элизу такой ответ более чем устроил. Они приготовили постели, затем все вместе выпили чаю на террасе. Эта была новая папина традиция: за лето он успел закончить строительство террасы, которое длилось почти три года, с того момента, как они купили дом. Теперь на террасе стоял широкий стол с удобными стульями, газовый обогреватель позволял не замерзнуть в легкие морозы, а теплые пледы придавали уюта, поэтому чай по вечерам пили даже зимой. После этого все разошлись спать, и, только забравшись под одеяло, Яна вспомнила, что так и не выяснила у Никиты Андреевича, что сказал Лосев в ответ на их догадки. Хороший из нее вышел следователь, ничего не скажешь. За Элизину баранину и папин чай продалась как ребенок за конфеты.

После двух дней, полных впечатлений, кошмарного сна прошлой ночью и расслабляющего вечера Яна была уверена, что уснет быстро. Так и вышло: стоило ей коснуться головой подушки, как она провалилась. Думала, что в сон, но оказалось — в очередной кошмар.

Она снова была в темноте. В такой непроглядной, что не видела даже собственных рук, но слышала, что рядом с ней кто-то есть. Ей не было ни страшно, ни тревожно, ни даже любопытно. Она вообще ничего не чувствовала, будто на любые эмоции стоял блок. Сознание просто фиксировало происходящее, никак на него не реагируя.

Кто-то ходил в темноте, она слышала шаги. Сама же при этом сидела у стены, и что-то тонкое больно впивалось в ее запястья. Настолько больно, что она старалась не шевелиться. Или, может быть, старалась не шевелиться, чтоб не привлечь внимания того, кто был с ней в темноте? Шаги приближались. Кто-то подошел к ней вплотную, присел. Яна точно знала, что чужое лицо находится прямо перед ней, но не могла его разглядеть. И от этого липкий страх наконец окутал ее сознание, вцепился острыми когтями в сердце. А нет, это не страх. Это тот, кто сидел перед ней. Это он держал ее сердце, царапал его когтями, вырывал из груди. Яне не было больно, но от осознания того, что у нее, живой, из груди вырывают сердце, она заорала. И прежде чем этот крик выдернул бы ее из вязкой пучины сна, она успела увидеть окровавленные руки, в которых билось ее сердце.