Проклятая звезда - Джессика Спотсвуд Страница 45

Изнеможение, которое наступает после этого, не идет ни в какое сравнение с головокружением от исцеляющей магии. Игнорируя свое состояние, я не свожу глаз с брата Ишиды. Он с грохотом врезается в перевернувшийся чайный столик и замирает. Когда он оборачивается, чтобы взглянуть на нас с Рори, на его лице замешательство.

— Девочки? Что это я говорил? Прошу прощения, мне что-то подурнело слегка.

— Сэр, с вами все в порядке? — Я изо всех сил стараюсь, чтоб в моем голосе не звучали триумфальные нотки.

— Да-да, — кивает он, наклоняясь, чтобы поднять столик.

— Мы выразили вам свои соболезнования по поводу Саши и уже собирались уходить. Мы очень сожалеем о вашей потере. Простите, если наш визит вас расстроил, — говорю я, хотя у моих слов вкус грязи. — К ужину мы должны вернуться в монастырь.

— Прекрасно. Спасибо, что навестили, девочки. Я сожалею, что вы напрасно верили в Сашико. Так же, как и я, впрочем. Вам известно, что Господь заповедал нам извергнуть ее из сердец.

Я беру Рори за руку.

— Да, мы знаем.

В коридоре Рори обессиленно прислоняется к золотым обоям и закрывает руками лицо.

— Спасибо тебе, — шепчет она.

— Так жаль, что тебе пришлось через это пройти. Ты достойна лучшего отца.

— Джек всегда был ко мне добр, — говорит Рори. — Я рада, что ношу его имя, а не имя этого чудовища.

— Надеюсь, Саши никогда не узнает, что он о ней наговорил.

— Ну от меня-то она точно этого не услышит. — Лицо Рори искажается болью. — Кейт, мы должны ей помочь. Я не могу допустить, чтоб она провела остаток дней в Харвуде. Ее мать никогда не пойдет против мужа. Кроме меня, у Саши не осталось другой семьи.

— Еще у нее есть я. И все Сестричество, насколько я могу судить, — заверяю я.

На щеке Рори кольцо ее отца оставило небольшую кровоточащую царапину. Я опять призываю свою магию и легонько касаюсь щеки Рори кончиками пальцев.

— Постой спокойно.

Когда я заканчиваю, Рори ловит мою руку.

— Ты замечательная, Кейт Кэхилл, ты знаешь об этом? Я… я всегда считала, что не слишком-то тебе нравлюсь. Я вообще не особенно нравлюсь большинству людей. Они всегда мирились со мной только ради Саши.

Увы, это так. Я подружилась с Рори только потому, что этого хотела Саши. Лишь ее жесткое «любишь меня — люби мою сестру» удерживало меня от того, чтобы в пух и прах раскритиковать Рори. И я лишь молча осуждала ее развязные манеры, ее вызывающие наряды, ее вечно пьяную мать, ее импульсивность. Рори жилось просто ужасно, но, вместо того чтобы попытаться влезть в ее шкуру, я порицала ее за попытки найти утешение в глотке-другом хереса или в объятиях Нильса Уинфилда. И хуже всего, я никогда не допускала мысли, что она достаточно чувствительна, чтобы это заметить. Я не знаю, куда от стыда деть глаза.

— Ты мне нравишься, — заверяю я, одновременно понимая, что это чистая правда. — У тебя хватает смелости говорить то, что ты думаешь. И ты верная подруга, даже когда это непросто, вот как с Бренной, например. И тебе наплевать, что при этом подумают люди.

Рори светится от моей похвалы.

— Ну, последнее, что ты сказала, неправда, но все равно спасибо тебе. Никто, кроме сестры, так ко мне не относился.

Я улыбаюсь в ответ.

— Можешь меня отблагодарить. Знаешь, где комната Финна?

— Да прямо здесь. — Рори жестом показывает на дверь напротив. — А тебе зачем?

— Можешь посторожить? Если кто-то появится, кашляй. Хочу оставить ему записку.

— Ну с этим я как-нибудь справлюсь, — говорит Рори, становясь на стражу в начале коридора.

Меня охватывает нежность. Благослови ее Господь за то, что ни о чем не спрашивает и не осуждает меня за намерение пробраться в гостиничный номер к мужчине.

Я берусь за золоченую дверную ручку и приказываю замку отпереться. В этом номере нет парадной гостиной — только спальня с маленьким письменным столиком в углу. К нему-то я и спешу. На столике лежит несколько книг, на спинку стула накинута черная мантия, перед камином аккуратно стоит пара сапог. Кровать с балдахином за моей спиной не заправлена, скомканные простыни торчат из-под толстого зеленого одеяла.

Я представляю, как Финн приходит в номер, снимает тяжелую зимнюю одежду и ложится на кровать. Думает ли он обо мне бессонными ночами, как думаю о нем я?

Покраснев, я снова переключаю внимание на письменный столик. Я же проникла сюда не просто так, а с целью, и у меня нет времени грезить о том, как Финн выглядит по ночам. На столе лежит перо и стопка пергаментной бумаги, на верхнем листе — начатое письмо матери. Не в силах сдержать себя, я читаю первые строки:

«Я подал прошение о месте секретаря в Нью-Лондоне. Надеюсь, ты поймешь меня. Конечно, я буду скучать по тебе и Кларе, но сейчас сердце мое в городе. Кроме того, тут я смогу выполнять кое-какую работу, которую, я надеюсь, ты одобрила бы».

«Сердце мое в городе». Интересно, это он обо мне? Это я — его сердце? Я не могу сдержать глупой улыбки. Схватив ручку, я вытаскиваю из-под письма чистый лист бумаги и пишу:

«Жди меня завтра в парке у Ричмонд-сквер. Скучаю».

Некоторое время я пребываю в колебаниях и грызу кончик пера, а потом добавляю:

«Люблю. К.».