Два сфинкса - Вера Крыжановская Страница 45

Покончив с этим, он завернул обе вещи в полотняный платок и вышел в дверь, ведущую в апартаменты покойной. Комнаты были пусты, и только издали доносились плач и причитания служанок. На рабочем столе Валерии стоял сфинкс, которого он подарил Рамери. Маг взял его и положил в тайник руку и флакон. Затем, спрятав все под плащом, он, через сад ушел из дому, не будучи никем замечен.

С тех пор, как арест Валерии погрузил дом Галла в траур и печаль, Эриксо с каждым днем чувствовала себя все хуже. Она так добивалась этого, но теперь, когда дело рук ее свершилось, угрызения и ужас давили ей сердце.

Разочарование, таящееся в глубине всякой вспышки человеческой страсти, овладело ею, отравляя радость торжества и удовлетворение видеть уничтоженной свою соперницу.

Молодая девушка была свидетельницей убийства Лелии и обморока, поразившего квестора. Пока Валерия умирала в калдариуме, она, дрожа всем телом, заперлась в своей комнате. Возбужденное воображение заставляло ее с болезненной ясностью переживать все перипетии мучения. Вместо ожидаемого удовлетворения, Эриксо провела отвратительные часы, пока усталость не погрузила ее в тяжелый и беспокойный сон.

День прошел в мрачном молчании. Горе и позор господина угнетали весь дом. Эриксо не видела никого, но от Горго узнала, что состоятся похороны Валерии и что костер уже готов; у нее появилось внезапное желание присутствовать при последнемьакте трагедии, чуть не главным автором которой была она сама.

Со смешанным чувством отвращения и сильного любопытства, Эриксо пробралась в галерею, откуда виден был третий двор, на котором уже высился костер из смолистого дерева.

Обширный двор был еще пуст, и только несколько рабов заканчивали последние приготовления, разговаривая о неожиданном увечье покойной. Общее мнение сводилось к тому, что какой-нибудь проклятый христианин пробрался в калдариум, чтобы унести руку жертвы, которая, без всякого сомнения, послужит для нового колдовства.

Патрицианку все поголовно жалели, так как она делала всем одно только добро.

Бескорыстные похвалы и искренние слезы, проливаемые в память Валерии, наполнили сердце Эриксо острым чувством стыда и ревности.

– Позабудет ли Рамери эту христианку? Трагическая смерть ее не сделает ли ее еще дороже для скульптора? Если же когда-нибудь он узнает, какое участие принимала она в этой мрачной драме, не возненавидит ли он ее за это?

При этой мысли гнев и ненависть снова закипали в душе Эриксо, и она сухими глазами смотрела на носилки, на которых принесли тело Валерии. В ту минуту, как ее клали на костер, пришли Галл, квестор, Филатос и еще несколько старых клиентов. Все были бледны, расстроены и печальны.

Скоро костер пылал со всех сторон. Люций Валерий смотрел мрачным, полным отчаяния взглядом на море огня, пожиравшее его дочь. Нервная дрожь потрясла его, когда в последний раз показалось нежное лицо Валерии, как пурпурным ореолом освещенное пламенем. Вдруг он смертельно побледнел и отступил назад; зрачки его расширились и он вытянул вперед обе руки. Под костром, в черных спиралях дыма, он увидел витающую фигуру женщины в ослепительно белой тунике. Фигура эта держала в руках пальмовую ветвь, а сияющие глаза ее с нежным упреком смотрели на квестора.

– Фабия! – вскричал Валерий хриплым голосом.

Затем, сделав несколько колеблющихся шагов, он упал, как пораженный молнией. Когда его подняли, чтобы отнести в дом и оказать необходимую помощь, оставалось только констатировать смерть от апоплексического удара.

Взволнованная и дрожащая Эриксо оставила галерею. Ее начало пугать пребывание в доме, где в уплату за гостеприимство она посеяла смерть и бесчестье. Когда она вернулась в свою комнату, Горго вручила ей таблички, принесенные каким-то неизвестным слугой. Эриксо открыла их, и луч радости вспыхнул в ее глазах, когда она прочла следующие строчки:

«Если тебе тяжело пребывание в доме Галла, возвращайся ко мне. Рамери тоже, без сомнения, приедет ко мне.

Асгарта».

Эриксо спрятала на груди таблички, приказала Горго подать темный плащ и густое покрывало и объявила, что уходит по делу, но скоро вернется. Кружным путем, разными глухими переулками она дошла до дворца Асгарты, и ее немедленно же провели к магу. Аменхотеп принял ее с важной благосклонностью.

– Добро пожаловать в мой дом! – сказал он, ласково проводя рукой по белокурым локонам Эриксо, когда та стала на колени и поцеловала ему руку.

– О, учитель! Если бы ты знал, что я сделала, и как скоро сбылись твои слова, – сквозь слезы пробормотала молодая девушка.

– Я знаю! Ты действовала под влиянием нечистых чувств, и зло отомстило тебе же самой, – ответил маг, устремляя пылающий взор на голубые, затуманенные слезами глаза Эриксо.

– Учитель! Неужели Рамери никогда не полюбит меня?

– Будущее покажет это, но лучшая часть его сердца, как я уже говорил тебе, принадлежит Валерии. Ты его послала в Фивы?

– Да, учитель!

– Я отправлю к нему гонца и укажу место, где он соединится с нами через некоторое время. А теперь ступай отдыхать: отдых тебе необходим!

Оставшись один, мудрец облокотился и задумался. Затем он прошел в соседнюю комнату. Там на большом столе стояли сфинкс и стеклянный cocуд, в глубине которого, в бесцветной жидкости, лежал рука Валерии, кусок белого полотна и инструменты.

Аменхотеп начал с того, что начертил на полотне довольно сложный план, который снабдил объяснением. Затем он достал руку, имевшую вид совершенно живой, и надел на кисть что-то вроде браслета закрывавшего отрез. Завернув руку в нарисованный план, он положил пакет вместе с флаконом крови в тайник сфинкса. На цоколе сфинкса он также сделал краткую надпись. После короткого размышления, он написал на табличках короткий рассказ о последних событиях и о смерти патрицианки и приглашал Рамери через восемь месяцев присоединиться к нему в известном месте, которое указывал и где он найдет также Эриксо.

Упаковав сфинкса в ящик и запечатав его своей печатью, Аменхотеп позвал слугу и вручил ему пакет и таблички с приказанием ехать в Фивы.

Рамери благополучно прибыл по назначению и отечески был принят христианином, к которому его направили, хотя последний и не получал никакого известия от епископа.

Принявший его христианин предполагал, что гонца задержали или арестовали. Страшась за Рамери, он поместил его в одной древней гробнице, где уже жил один анахорет-христианин. Молодой человек не протестовал, боясь возбудить подозрения, но когда прошло десять или двенадцать дней, а Валерия все не приезжала, им овладело смертельное беспокойство. Он уже собирался вернуться в Александрию, когда прибыл гонец от Аменхотепа.

Известие об ужасной смерти любимой женщины и виде печальных останков этого чистого и чудного создания так потрясли Рамери, что он серьезно заболел. Спасенный заботами доброго отшельника, он стал понемногу поправляться. Только выздоровев, он серьезно ознакомился с инструкциями Аменхотепа и решил сообразоваться с ними.