Иллюзии чистого холста - Наталья Тимошенко Страница 43

Борис Евгеньевич с интересом склонил голову набок, чувствуя, как внутри затеплилась слабая надежда.

– Он не убивает, – пробормотал он. – Специально не убивает. Это не Избранник. Нурейтдинов себя контролирует, иначе он бы не оставлял живых.

– Он идет к хранилищу, Борис Евгеньевич, – констатировал теперь уже всем очевидный факт охранник. – И уже вывел из игры почти всех наших. Что делать?

– Скажите, чтобы никто к нему не приближался. Я попытаюсь с ним поговорить. Оставайтесь здесь.

Отдав эти распоряжения, Борис Евгеньевич тоже поторопился ко входу в хранилище. Он надеялся, что ему удастся убедить Нурейтдинова отступить. С Избранником едва ли кто-то смог бы договориться, но Лиля верила в разумность и железную волю носителя и смогла передать эту веру ему, поэтому он собирался попробовать.

Когда Борис Евгеньевич оказался у массивной бронированной двери, за которой скрывалось внушительное хранилище, Нурейтдинов уже стоял перед ней и пытался понять, как ее открыть. Замок здесь был хитрый, с обманками. С помощью магии его, конечно, все равно можно вскрыть, но потребуется сначала понять, куда эту самую магию нужно применить.

– Стой! – окликнул Борис Евгеньевич, замирая на почтительном расстоянии. – Не делай этого. Пожалуйста.

Нурейтдинов оглянулся и посмотрел на него удивленно и даже немножко растерянно. То ли не ожидал встретить здесь его, то ли не думал, что кто-то попытается вступить с ним в переговоры.

Они встречались всего один раз в жизни, когда Борис Евгеньевич помогал Лиле и ее друзьям выбраться из небольшого города в Сибири, в котором они оказались после побега из лаборатории ЗАО «Прогрессивные технологии» без денег и документов, а некоторые даже без нормальной одежды. Он делал это ради Лили в нарушение всех своих инструкций, потому что был обижен на Общество. В тот раз они с Нурейтдиновым только обменялись взглядами и парой фраз, старательно делая вид, что не знают ничего друг о друге, но Борис Евгеньевич хорошо запомнил его: как он двигался, как держал себя, как разговаривал. Заглянув в его глаза сейчас, он почувствовал, как томительно заныло в груди от дурного предчувствия.

Однако отступать было некуда. Силой они все равно ничего не могли сделать.

– Я знаю, зачем ты пришел, – Борис Евгеньевич постарался произнести это спокойно и уверенно. – Но я прошу тебя: не делай этого. Ты же понимаешь, к чему это приведет. Ты ведь этого не хочешь.

Нурейтдинов только криво усмехнулся и снова отвернулся, посмотрел на дверь.

– Лучше скажи мне, как ее открыть, – потребовал он. – Я ведь все равно это сделаю, но ты можешь сэкономить мне время.

– Не делай этого, – повторил Борис Евгеньевич. И добавил уже тише, словно боялся, что их подслушают: – Подумай о Лиле, о том, как это отразится на ней.

На этот раз Нурейтдинов повернулся к нему всем корпусом, на время забыв о двери.

– Именно о ней я сейчас и думаю, – заявил он, прищурив глаза.

Борис Евгеньевич помнил, что они были серыми, но сейчас казались черными из-за расширившегося на всю радужку зрачка.

– Тогда подумай еще раз, – посоветовал он. – Когда он вырвется наружу, с ней будешь уже не ты. Лишь твое тело, но не ты. А он не будет ее любить. Потому что не способен любить. И рано или поздно он ее погубит. Никто не сможет ее защитить от него.

– Об этом не волнуйся, – самоуверенно заявил Нурейтдинов с пугающей улыбкой на губах. – С ним я справлюсь.

– Это невозможно.

– Не говори мне о невозможном.

Он снова повернулся к двери, еще пару секунд рассматривал ее, а потом просто очертил руками весь периметр, в конце концов найдя, где она на самом деле закрывается. Замок тихо клацнул, толстые металлические штыри в пазах шевельнулись и покорно отъехали в сторону. Нурейтдинов вошел в хранилище, а Борис Евгеньевич тихо выругался. Он вновь чувствовал себя бессильным, жалким и ничтожным, как всего неделю назад, когда пропала Лиля, а Шеф не захотел тратить ресурсы на ее спасение.

На мгновение у него появилась идея запереть хранилище и попытаться удержать Нурейтдинова там, но он отмел ее. Если он смог войти, сможет и выйти. А разозлить его – плохая идея.

Вскоре Нурейтдинов снова появился на пороге хранилища, крутя в руках Перстень Ангелов, но ни следа торжества в его взгляде Борис Евгеньевич не заметил. Лицо его выглядело скорее сосредоточенным, чем радостным. Да и перстень он не торопился надеть на палец.

– Ты подписываешь и себе, и ей смертный приговор, – предпринял Борис Евгеньевич последнюю попытку. – После такого уже никто не будет против твоего физического устранения. А ей достанется за компанию. Причем до тебя-то они едва ли доберутся, зато на ней отыграются за наше поражение.

Нурейтдинов замер и поднял на него еще более пугающий взгляд, если только это было возможно. Тот инстинктивно отступил назад, уже понимая, что ошибся. Перерезал не тот провод. Оставалось только надеяться, что бомба замедленного действия под названием «Избранник Темных Ангелов» не убьет его прямо сейчас.

Мгновение спустя он оказался прижат к стене, а его горло – сдавлено словно тисками. Он захрипел и попытался вырваться, но тут же замер, когда лицо Нурейтдинова приблизилось к его лицу. Теперь глаза полностью скрывала тьма.

– Только попробуйте тронуть ее. Передай это всем своим людям: если хотя бы один волос упадет с головы Лили, я уничтожу вас всех. Я найду и выслежу каждого члена вашего поганого Общества. И уничтожу вместе с семьями, включая престарелых родителей и новорожденных младенцев, чтобы вы никогда не смогли восстановиться.

– Ты этого не сделаешь, – прохрипел Борис Евгеньевич, скорее убеждая в этом себя.

Тиски, сжимавшие его горло, мгновенно разжались, Нурейтдинов отступил на шаг назад и улыбнулся.

– Хотите проверить? Правда хотите?

За его спиной появился прямоугольник переливающегося света, и он шагнул в него, не оборачиваясь и не дожидаясь ответа. Просто исчез в мгновение ока, оставив Бориса Евгеньевича хватать ртом воздух у открытого хранилища, оказавшегося столь неэффективным.