Все хорошо, что начинается с убийства - Шарлин Харрис Страница 43

Да, конечно, Кингслэнды покинули спальню. Уолтер из кухни велел Джеку повернуться, чтобы убедиться в том, что за пояс его слаксов сзади не заткнут пистолет.

Потом появился муж. Стоя в проеме открытой задней двери и держа Карен за руку, он приставил к ее голове пистолет. Теперь рот женщины был залеплен скотчем, глаза безумные. У нее не хватало мизинца на правой руке, кровь лилась из раны.

— Подойди сюда, — сказал Кингслэнд. — Тогда я ее отпущу.

Джек шагнул ближе, не сводя глаз с любовницы.

Уолтер выстрелил Карен в голову и швырнул ее вперед так, что она свалилась на Джека.

Ищейки-репортеры запечатлели этот миг на видеопленку.

Вопль ужаса Джека, крик Кингслэнда:

— Ты ее хотел, так получи же!

Уолтер прицелился в Лидса. Тот, забрызганный кровью и мозгами Карен, пытался встать. В этот момент дюжина пуль сразила обманутого мужа. Их нехотя выпустили люди, знавшие Уолтера. Им было известно, что Кингслэнд легковозбудим, горяч, склонен ревниво охранять свою собственность, при этом храбр, добродушен и находчив.

Джек был детективом в штатском, часто работавшим под прикрытием. На этом поприще он добился блистательных успехов.

Зато с личной жизнью ему никак не везло. Он пил, курил и уже дважды развелся. Ему завидовали, но не любили; его награждали знаками отличия, но не вполне ему доверяли. А после того дня на заднем дворе Кингслэндов он перестал быть копом города Мемфис. Как и я, Лидс ушел на дно, чтобы избежать пристального внимания публики.

Такова была хроника жизни человека, с которым я лежала в постели.

— Думаю, мы должны как-нибудь об этом поговорить, — сказал Джек со вздохом, и лицо его стало казаться мне гораздо старше, чем на самом деле. — А еще о том, что случилось с тобой.

Он провел пальцем по самому скверному моему шраму, опоясывавшему правую грудь.

Я лежала рядом с Джеком, положив руку ему на грудь.

— Нет. Мы не должны об этом говорить.

— Карен сама написала то письмо. Вот что забавно.

— Нет!..

— Именно так она и поступила. — Прошло столько времени, но в его голосе все еще слышалось болезненное недоумение. — Оно было напечатано на ее пишущей машинке. Карен хотела, чтобы Уолтер знал. Причины я никогда не понимал. Может, она желала, чтобы он подал на развод. Или же ей было любопытно поглядеть, как мы станем воевать за нее. Мне казалось, что я знаю и люблю Карен, но я не понял, почему она так поступила.

Я подумала о том, что могла и хотела бы сказать, но никакие слова не уничтожили бы те болезненные воспоминания, которые в нем пробудились. Они не смогли бы возместить то, что сотворила с Джеком Карен Кингслэнд, то, что он сделал с собой сам. Ничто вернуло бы Лидсу работу и репутацию. Воспоминание о том, как голова Карен разлетелась вдребезги у него на глазах, стереть невозможно. Я это знала.

Ничто никогда не заставит меня забыть о трагедии, случившейся со мной пару месяцев спустя: похищение, изнасилование, порезы, человек, которого я пристрелила.

Я почувствовала страстное желание обрести какие-нибудь хорошие воспоминания.

Перебросив через Джека ногу, я оседлала его, наклонилась, поцеловала и разгладила его длинные черные волосы на белой подушке, обшитой кружевом. Перед Джеком Лидсом я не стыдилась своих шрамов. У него было полным-полно собственных.

Нагнувшись к уху, я сказала, что собираюсь снова впустить его в себя, объяснила, каково это будет, услышала, как он резко вдохнул, и вскоре почувствовала его возбуждение.

Мое сердце часто стучало.

На этот раз все получилось еще лучше.

— Почему уборка домов? — спросил он позже.

— Я умею это делать и могу заниматься этим одна. — Ответ короткий и достаточно правдивый. — А почему детектив? Кстати, какой именно ты сыщик?

— Частный. Базируюсь в Литтл-Роке. Я умею это делать и могу заниматься этим один. — Он улыбнулся, чуть-чуть, но все же. — Да, после двух лет обучения у другого детектива. В Литтл-Роке работал еще один бывший коп из Мемфиса. Я был с ним немного знаком.

Итак, Джека, должно быть, наняли Уинтропы.

— Мне надо одеться. У меня встреча, — сказала я, пытаясь не показать печаль и сожаление.

Чтобы мой уход не выглядел слишком внезапным — холодным, как сказал бы Маршалл, — я поцеловала Джека, прежде чем скинуть ноги с кровати.

Почему-то, чем дальше я от него отходила, тем острее начинала осознавать свои шрамы. Я заметила, как он смотрит на них, впервые видя все в одной, так сказать, оправе. Я замерла, позволяя глядеть. Но это было очень трудно, и мои кулаки невольно сжались.

— Я убил бы их за тебя, если бы мог, — сказал он.

— Одного я пристрелила, — ответила я.

Наши глаза встретились. Джек кивнул.

Я приняла восхитительно горячий душ, побрила ноги, вымыла волосы, наложила макияж, сдерживая желание громко рассмеяться, и подумала: «Ни о чем! Я ни о чем его не попрошу».

Джек нашел свою уцелевшую одежду в сушилке и натянул ее.

Я задумчиво посмотрела на него и порылась в ящиках в поисках одной из рекламных футболок, которые годятся на всех. Я получила ее, когда сдавала кровь.

В этой футболке я тонула, зато Джеку она подошла, оказалась почти в обтяжку, прикрыла повязку и пупырышки на руках. Он вздрогнул, всовывая в рукав левую руку.

У меня нашлась старая куртка, которую мне выдали в больнице из шкафа с барахлом. Я носила ее дома на следующий день после взрыва. Она тоже оказалась ему впору.

Джек приготовил кофе, пока я принимала душ, и попытался застелить кровать.

— Обычно я справляюсь лучше, но с этим плечом… — извинился он, когда я вошла в спальню, чтобы надеть носки и спортивные туфли.

— Все в порядке, — бросила я.

Сев в маленькое кресло в углу, я натянула носки, туфли и две футболки, которые в холодную погоду предпочитаю фуфайкам. Длинные рукава просто мешают, когда занимаешься работой по дому. Розовый краешек выглянул из-под моей небесно-голубой верхней футболки — счастливые цвета. Я надела розовые носки и свои любимые высокие кроссовки, розовые с белым. Я была самой яркой уборщицей Шекспира. К дьяволу холод и дождь.

— Ты не собираешься задать мне вопрос? Насчет того, чем я занимался минувшей ночью? — спросил Джек.

Он сидел на краешке кровати и, судя по виду, приготовился к атаке.

Я завязала бантиком шнурки на одной кроссовке, поставила правую ногу на пол и подняла левую.

— Пожалуй, нет. Полагаю, это имело какое-то отношение к оружию, семейке Уинтроп и, может быть, к убийству Дела Пакарда. Но я не знаю. Лучше ничего не рассказывай, если только тебе не нужно место, куда можно убежать, когда за тобой гонятся плохие парни.