Живой роскошный ад - Джон Хорнор Джейкобс Страница 43

17 июня 1938 г.

12 июня в Мэллоу мы записали пение и игру Хирама Рэндольфа Бёркса – совершенно лысого карлика ангельского вида. Его версия «Стаггера Ли» почти слово в слово повторяла версию Смута Сойера, хотя с другой последовательностью аккордов и более бодрым и плотным облигато на басах. На следующий день мы нашли джентльмена по имени Беар Хенстед – о нём нам сообщил Смут Сойер, сопроводив свои слова малоподробными указаниями: «Он живёт там, где встречаются реки Нью и Гринбрир. Вы только спросите». Кролик нашёл место слияния Нью и Гринбрир, мы поехали туда, потом немного отъехали назад. Первый же человек, которого мы спросили у ночлежки «Беллпойнт», указал нам прямой путь к аккуратному домику Хенстеда, стоявшему посреди увядшего табачного поля, где коричневые листья обвисали, точно крылья мотыльков.

Невзирая на имя, Беар – невысокий, гладко выбритый белый в рабочем комбинезоне и накрахмаленной белой рубашке – не походил на медведя. Сидя на крыльце, он поприветствовал нас, сказав, что знал – мы придём. Не понимаю, как новости путешествуют между местными горными жителями, обгоняя автомобиль, без телеграфа или телеграмм, но, по-видимому, им это удаётся. Беар пригласил поставить наше устройство в стойле среди лошадей – думаю, на фоне записи слышны звуки, которые издают животные. Хенстед потребовал также банку самогона и только потом открыл футляр с банджо.

Вот как всё начиналось:

– Мистер Хенстед, при записи мы обычно просим начать со «Стаггера Ли». Знаете её? Славная репрезентативная песня.

– Понятия не имею, что это значит, но балладу о треклятом Стаке Ли знаю как свои пять пальцев, – улыбнулся он. – Свет не видывал н*** чернее.

Небрежность, с которой он произнёс это слово – я не в силах его написать, такое отвращение оно вызывает у меня, – шокировала. Я видел, что Кролик испытывает не меньший гнев, чем я. Мы с ним сражались, убивали, видели, как наши друзья и однополчане погибают в далёкой стране, не для того, чтобы Хенстед и прочие ставили себя выше других.

Ненависть вечно меняет обличья, и предрассудки против наших ближних вездесущи. Но обычно ожидаешь, что ненависть должна иметь какой-либо материальный объект, а не направляться на персонажа песни.

– Прекрасно, мистер Хенстед, – ответил я, стремясь с этим покончить, и снова испытывая отвращение – на этот раз к себе, из-за своей трусости и нежелания заявить собеседнику о его низости. – Как только устройство начнёт резать пластинку, я дам вам знак. Понимаете?

Но он только отмахнулся, открывая банку и делая долгий глоток, после которого Хенстед зашипел, как гадюка, и набил за щёку табака. Только проделав всё это, он подобрал арпеджированный аккорд, шлёпнул банджо по деке и запел.

Его версия «Стаггера Ли» во многом походила на версию Смута Сойера – что вполне ожидаемо, так как этих двух исполнителей ничего не разделяло: ни география, ни культура, ни класс. Хенстед был гораздо более умелым музыкантом, чем Смут, его правая рука умело и живо плясала по струнам, а ясный тенор напоминал церковный колокол – иронично, учитывая, какой безбожной была песня. Его «Стаггер Ли» бодрил, всё было хорошо.

Но в конце Хенстед пропел следующий куплет.