Холодная рука в моей руке - Роберт Эйкман Страница 43

– Может, вы хотите заняться чем-нибудь, прежде чем лечь спать? – шепотом спросил Бэннард.

– Нет, я бы предпочел лечь сразу, – ответил Мейбери. – День сегодня выдался утомительный.

Он говорил негромко, но решительно отказался от всяких попыток шептать.

– Не сомневаюсь, – кивнул Бэннард, повысив голос до той степени громкости, которую использовал Мейбери. – Тогда самое лучшее – завалиться в постель не откладывая. Спокойной ночи.

Он говорил тем же тоном, какой использовал в разговоре с Фолкнером. По всей видимости, здесь было принято разговаривать именно так.

Проворно вскочив на свою кровать, Бэннард растянулся на спине и, укрывшись одеялом до подбородка, вновь уставился на Мейбери.

– Костюм можете повесить в шкаф, – сказал он. – Места там достаточно.

– Спасибо, – кивнул Мейбери. – А пижама? Где ее можно взять?

– В верхнем ящике комода. Выбирайте сами. Они все одинаковы.

Открыв верхний ящик комода, Мейбери убедился, что тот действительно набит совершенно одинаковыми пижамами.

– Сейчас какое-то странное время года, – изрек Бэннард. – Ни зима ни лето.

Мейбери прекрасно сознавал, что пижама коротышки Бэннарда будет ему безнадежно мала. Тем не менее он сказал:

– Очень вам признателен за одолжение.

– Ванная там, – указал Бэннард.

Вернувшись из ванной, Мейбери открыл дверь шкафа. Это был просторный шкаф, в котором висело множество костюмов, предположительно принадлежавших Бэннарду.

– Места там достаточно, – повторил Бэннард. – Найдите свободную вешалку.

Вешая брюки, Мейбери вспомнил о полученной ране. Натягивая пижаму Бэннарда, он так спешил, что, к лучшему или к худшему, даже не взглянул на свою пострадавшую лодыжку.

– Что это у вас? – неожиданно спросил Бэннард. – Вы что, повредили ногу?

– Меня поцарапал какой-то дрянной кот, – беззаботно ответил Мейбери.

Но на этот раз он все же решил взглянуть на рану. С усилием, причинив себе ощутимую боль, закатал узкую штанину пижамных брюк. Царапина оказалась ужасающе глубокой, ее покрывала корка запекшейся крови. Мейбери вспомнил, что не удосужился даже промыть ее. Он так беспокоился об Анжеле, что все прочие заботы вылетели у него из головы.

– Не показывайте это мне! – заверещал Бэннард, позабыв о том, что шуметь категорически запрещено. Несмотря на свою просьбу, он, усевшись на кровати, таращился на Мейбери во все глаза. – Мне нельзя смотреть на подобные вещи. Это выводит меня из душевного равновесия.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Мейбери. – Думаю, рана не такая серьезная, как кажется.

Откровенно говоря, он отнюдь не был в этом уверен; зато он не сомневался в том, что серьезность его раны ничуть не тревожит Бэннарда.

– Не хочу ничего об этом знать, – заявил Бэннард.

Мейбери, не ответив, опустил штанину. Так или иначе возможности обработать рану у него не было. Попроси он у Бэннарда хотя бы вазелин, тот, пожалуй, забьется в истерике. Мейбери попытался убедить себя в том, что, если за минувшие несколько часов никаких особо тревожных последствий не появилось, они уже не появятся впредь.

Бэннард, однако, по-прежнему сидел в постели.

– Я приехал сюда, чтобы забыть о подобных вещах, – сообщил он. – Мы все приезжаем сюда именно за этим.

Голос его заметно дрожал.

– Раз я еще не лег, может, я выключу свет? – предложил Мейбери.

– Обычно я сплю при свете, – казал Бэннард, вновь растягиваясь на спине. – В темноте все кажется излишне сложным. Но я готов пойти навстречу вашим пожеланиям.

– Комната ваша, значит, решать вам, – поколебавшись, заявил Мейбери.

– Хорошо. Если хотите, выключайте. Спокойной ночи.

Ощущая боль в поврежденной ноге, Мейбери доковылял до своей кровати и забрался на нее.

– Я здесь всего на одну ночь, – произнес он, обращаясь скорее в темноту, чем к Бэннарду. – Завтра комната снова будет в вашем полном распоряжении.

Бэннард не ответил; Мейбери даже показалось, что соседа уже нет в комнате, так как его организм не способен нормально функционировать в темноте. Мейбери не стал предлагать раздернуть шторы (здесь они были такими же длинными и тяжелыми, как во всем отеле) и впустить в комнату немного ночного воздуха. Он чувствовал: будет лучше оставить все как есть.

В комнате стояла полная темнота. Полная тишина. И при этом было невыносимо жарко.

Интересно, который час, подумал Мейбери. Он совершенно утратил представление о времени. Увы, циферблат его часов не светился.

Он сомневался, что сумеет уснуть, однако ночь следовало каким-то образом пережить. Анжеле пережить эту ночь будет труднее, чем ему, – намного труднее. Мейбери и в лучшие времена не относил себя к разряду безупречных мужей, всегда готовых защищать своих жен от всех возможных проблем и обеспечивать им прочное благосостояние. А если он потеряет ногу, от него будет совсем мало толку. Впрочем, благодаря достижениям современной медицины этого можно будет избежать, даже если сбудутся самые худшие опасения: в течение какого-то времени он еще сможет побороться за место под солнцем.

По возможности бесшумно он залез под одеяло и растянулся на простынях, которые казались ему обжигающими. Он лежал, как подыхающая рыба, стараясь не производить ни малейшего движения.

Внутреннее напряжение так его изнурило, что он впал в подобие оцепенения. Это был не лучший способ забыться сном. В конце концов до него долетел звук дыхания Бэннарда, слабый, едва различимый. Значит, Бэннард никуда не исчез. Фантазии и реальность – это далеко не одно и то же. Невозможно было определить, спит Бэннард или бодрствует; в любом случае необходимо было избежать возобновления разговора с ним. Время тянулось так медленно, что казалось, прошло полжизни.

Не оставалось никаких сомнений в том, что Бэннард по-прежнему в комнате и по-прежнему не спит. Более того, он пришел в движение. Догадавшись, что Бэннард в темноте двигается в сторону его кровати, Мейбери сжался до половины своего нормального размера.

Бэннард приближался, двигаясь на ощупь. Разумеется, Мейбери, выключив свет, поступил по отношению к нему жестоко, и теперь ему приходилось расплачиваться за совершенную ошибку.

Бэннард лишь усугублял неловкую ситуацию: он не включал свет, возможно, потому, что не мог дотянуться до выключателя, возможно, по какой-то иной причине. Можно было предположить, что он изо всех сил старается не шуметь, дабы не потревожить Мейбери, своего гостя. Мейбери с трудом различал звук его шагов; впрочем, нельзя было исключать, что сосед его затеял какую-то игру и действует так из коварного расчета. Мейбери не удивился бы, ощутив, что горло ему сжимают неумолимые руки.

Но ничего подобного не случилось. Все, что сделал Бэннард – добравшись до двери, медленно и осторожно ее открыл. Напряженная ситуация, казалось бы, разрешилась; поведение Бэннарда было вполне естественным, однако Мейбери глазам своими не верил, наблюдая, как тусклый луч света из коридора проскользнул в комнату, сначала расширился, потом сузился, а после того как до Мейбери донеслось тихое поскрипыванье дверной ручки, исчез вовсе. Очевидно, у Мейбери не было ни малейших причин волноваться; но он находился в таком взвинченном состоянии, когда любое событие лишь усиливает накал тревоги. Можно было не сомневаться, что возвращение Бэннарда, которого следовало ожидать в скором времени, снова ударит ему по нервам. Мейбери сознавал, что самым комичным образом утратил присутствие духа, в то время как Бэннард сохраняет спокойствие. Ему вновь пришла на ум бедная Анжела, которой нынешней ночью пришлось куда тяжелее, чем ему.