Дракула бессмертен - Йен Холт Страница 42

Квинси вспомнилось, как в детстве ему представили некоего «дядю Артура». Конечно же, это был Артур Холмвуд. Однако лорд не поддерживал с Харкерами никаких отношений вот уже двадцать лет — скорее всего причина крылась в предательстве матери и пьянстве отца. Хорошо бы Холмвуд сумел закрыть глаза на их позор и не отказал Квинси в доверии.

Таких людей, как лорд Годалминг, оставалось все меньше — порода вымирала. Когда один из давних друзей его отца прогадал с капиталовложениями и разорился, Холмвуд не стал безучастно наблюдать, как у того отбирают землю и деньги, а женился на его дочери, которой совсем не знал. Квинси надеялся, что в его случае лорд проявит не меньшую доброту.

При мысли о собственном отце юношу охватило раскаяние. Возможности извиниться уже не будет — именно теперь, когда он знал, как сильно отец любил его. Джонатан Харкер пожертвовал всем ради сына, и Квинси намеревался доказать, что достоин жертвы.

Наконец, после долгого ожидания, дворецкий вновь отворил дверь и произнес:

— Лорд Годалминг готов вас принять.

Квинси сделал шаг вперед, но дворецкий вдруг преградил ему путь, после чего выразительно кашлянул и опустил взгляд на грязные ботинки посетителя. Пристыженный юноша поскреб подошвы о чугунную скобу у двери.

Лишь после этого его препроводили в кабинет Артура Холмвуда. Дворецкий взял пальто юноши и удалился, закрыв за собой двери.

По характерному запаху, стоявшему в комнате, Квинси понял, что ему уже приходилось здесь бывать, и неожиданно на него потоком обрушились воспоминания. Он узнал темно-красную обивку на стенах — работа самого Уильяма Морриса. [39]На всех видных местах висели шпаги, рапиры и кинжалы. За годы актерства Квинси довелось иметь дело со множеством бутафорских мечей; это оружие было настоящим и очень недешевым. Хотя на некоторых лезвиях виднелись зазубрины, следов крови юноша не заметил.

В сознании всплыл образ из детства: он хочет потрогать одну из этих шпаг, но отец хватает его за руку: «Осторожно, поранишься».

Квинси была знакома и дубовая мебель ручной работы, и цветные стекла в окнах, и длинные полки, на которых стояло больше книг, чем он мог бы прочесть за всю свою жизнь.

А еще в его памяти остался портрет красивой женщины с рыжими волосами. Той же самой, что была изображена на фотографии, которую его мать всегда держала при себе.

Квинси повернул голову, однако место над камином, где она когда-то висела, занимал простенький пейзаж.

— Портрет Люси… — задумчиво пробормотал он.

— Картину, о которой вы говорите, — раздался голос сзади, — десять лет назад пришлось снять — из уважения к Бет, моей жене.

Артур Холмвуд, наследственный лорд Годалминг, сидел за массивным столом из красного дерева. В свете изящной лампы поблескивал серебряный поднос с визитной карточкой.

Квинси как громом поразило. Артур Холмвуд родился на несколько лет раньше Джонатана, но незнакомого человека, увидевшего их вместе, пришлось бы долго в этом убеждать. Копна светлых волос, волевой подбородок, стальная голубизна глаз… теперь ясно, почему из всех поклонников Люси отдала предпочтение этому мужчине. Бедному доктору Сьюарду с самого начала не на что было рассчитывать.

Квинси выпрямился.

— Добрый вечер, мистер… лорд Годалминг. Простите, я вас не заметил.

— Уверен, вы явились сюда не за тем, чтобы обсудить обстановку моего кабинета.

Резкость его тона удивила Квинси, и все же он продолжил:

— Я сын Джонатана и Мины Харкер…

— Я знаю, кто вы, мистер Харкер. Коньяку?

— Нет, благодарю вас. — Квинси надеялся, что отказом ясно дает понять: пагубные привычки отца ему не свойственны.

Лорд Годалминг встал из-за стола и прошел в противоположный угол комнаты, к заставленному бутылками бару. Впечатление он производил внушительное: рост выше среднего, костюм идеально подогнан под стройное, мускулистое тело. Тугая, как барабан, грудная клетка, на шее ни следа обвисшей кожи, характерной для большинства мужчин его лет. Двигался он, однако, с такой благородной степенностью, что Квинси было трудно поверить в истории с головокружительными приключениями. Только седые прожилки на висках выдавали истинный возраст Холмвуда — пятьдесят с лишним, но этот штрих лишь придавал его облику утонченность. Взяв хрустальный бокал и графин, Артур обернулся, и Квинси тут же бросились в глаза два легких изъяна в его внешности: шрам на правой щеке и обрезанная мочка уха. Любопытно, что за бой мог оставить такой след на лорде Годалминге?

Артур налил в бокал коньяку.

— Так что же, скажите на милость, привело вас сюда, мистер Харкер?

— Думаю, вы знаете.

— Не имею ни малейшего понятия.

— На прошлой неделе был убит мой отец.

— Да, я читал об этом, — равнодушным тоном откликнулся Артур. — Мои соболезнования. — Он стал согревать напиток в ладонях.

Квинси никак не мог взять в толк, что стоит за отчужденностью Холмвуда.

— Вероятно, вам известно и то. что две недели назад в Париже убили Джека Сьюарда?

Артур помрачнел, закрыл глаза и молча поднес бокал к носу, вдыхая аромат.

Квинси повысил голос:

— Вы меня слышали? Джек…

— Слышал. — Артур вдруг распахнул глаза и впился в Квинси взглядом. У юноши появилось ощущение, что больше всего лорду хочется его убить. — Джек вел себя как последний дурак. Совал нос в дела… которые лучше не ворошить.

— Джек Сьюард был вашим другом!

Глаза лорда сузились в щелочки, и он угрожающе надвинулся на Квинси.

— Нет, морфийным наркоманом, потерявшим все — состояние, репутацию, дом и семью!

Чувство самосохранения молило Квинси остановиться. Но если он хочет, чтобы этот человек его уважал, надо стоять на своем. Выпрямившись, юноша твердо посмотрел лорду в глаза.

Гнев Артура улетучился так же быстро, как и возник, и его место заступила глубокая печаль.

— Старый дурак не хотел отпустить свое прошлое… — проговорил Холмвуд, стремительным глотком осушив бокал — словно надеялся залить коньяком неприятные мысли.

— Моего отца убили через несколько дней после доктора Сьюарда. На совпадение не похоже, вы согласны? — спросил Квинси. — Вы и ваша супруга в опасности.

Артур расхохотался и наполнил бокал по новой.

— Опасность? Мистер Харкер, вы не понимаете даже смысла этого слова!

Квинси не мог поверить, что перед ним тот же самый Артур Холмвуд, который на лихом жеребце влетел в толпу цыган и завязал с ними бой — с ними и Дракулой. Кто-кто, а этот человек должен был осознавать серьезность угрозы. Квинси охватила ярость; потеряв над собой власть, он подбежал к Артуру и схватил его за руку.