Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон Страница 42

— Вы как?

— Ничего, — Петр стоически терпел боль. — Все нормально. Сейчас пройдет. Такое бывает.

Подошел надзиратель.

— Он просто поскользнулся, — сказал Витька. — Уже работаем, не тормозим.

Сжимая челюсти от боли, Петр взял в руки инструмент, поднял над головой и уронил на стену. Бетонная крошка и осколки кирпича полетели в стороны. Витька тоже начал работать во всю силу. Надзиратель постоял немного и вернулся ко входу, где можно спрятаться в теньке.

Вскоре приступ Петра прошел. Витька проглотил горький порошок. Поморщился.

— Я оплачу ваш долг и уговорю Батю принять вас в Мид. Завтра же.

— Опять даешь обещания, которые не сможешь сдержать. Ничему тебя жизнь не учит.

— Почему вас изгнали? — спросил Витька.

Петр сосредоточился на кирпиче в центре кладки, который никак не хотел откалываться, пришлось разбивать его множественными ударами на мелкие куски. Пришли носильщики. Пока собирали мусор, можно было с минутку передохнуть.

— Я сказал Агроному, что больше не хочу быть жрецом, — заговорил Петр, когда носильщики ушли. — Я больше не хотел быть частью системы, в основе которой ложь, похоть и лицемерие. Он извратил мою идею о духовном возрождении, превратил общину в тоталитарную секту. Я много лет закрывал глаза на то, что он делает, я единственный из высших жрецов не участвовал в жатвах, и это его давно раздражало. Но так как я был его другом и, по сути, создал его, мне многое прощалось. А потом случилась трагедия с одной девочкой, Базиликой, и я понял, что больше не могу это терпеть. Понял, что все эти годы мое молчание было соучастием.

— Агроном разозлился?

Петр сделал широкий размах и расколол кирпич на две половины.

— Он был в ярости, обвинил меня в предательстве и в том, что я собираюсь разрушить устои общины. На самом деле я этого совсем не хотел, я хотел остаться, это был мой дом. Видимо, он испугался, что я начну рассказывать людям о нем, и решил от меня избавиться. Многие жрецы просили его меня казнить, чтобы другим было неповадно. Он сохранил мне жизнь, и я ему даже благодарен за это. Я не держу ни на кого зла.

Петр искренно улыбнулся, взглянул на небо, прищуриваясь от яркого солнца.

Странно, как все — таки бывает в жизни. В Гарднере Петр имел высокое положение, у него было все, что может пожелать человек, но только здесь, в рабстве и лишениях, он по — настоящему обрел свободу и покой.

Витька насчитал на кремлевской стене троих снайперов, и это помимо отдельных дозорных групп на башнях. Жители Кремля, как никто другой в Садовом кольце, могли ощущать себя в полной безопасности. Они, наверное, даже не подозревали, как тяжело приходится тем, кому не свезло стать гражданином самой могущественной общины.

— Я слышал, они никогда не стреляют в спину, — сказал Петр, проследив за Витькиным взором.

Снова пришли носильщики. Погрузили очередную кучу обломков.

— Кремлевские, — сказал Петр, указав на них. — Вон того седого я видел на приеме у губернатора, он был поваром.

— Тогда что они здесь делают?

— Работают также как и мы.

— Значит они преступники, — догадался Витька. — В Миде тоже изгоняют тех, кто провинился.

Петр вздохнул и посмотрел на Витьку сочувственно, как на маленького наивного ребенка.

— Боюсь, их главное преступление в том, что они стали немощными. Посмотри на его руки, тремор, он едва держит носилки. Не думаю, что он теперь может искусно орудовать ножом на кухне.

— Его же не выгнали за это. Так не бывает. У нас в Миде никого не выгоняют за такое. Вон деду Артемию уже семьдесят пять почти и ничего живет спокойно, за него дети отрабатывают норму.

Витька перевел взгляд на хилого старичка, который едва мог разогнуть спину, но при этом тащил в руках несколько кирпичей. И на задыхавшуюся женщину, катившую набитую мусором тачку. Совсем непохожи на преступников.

— Каждая община решает для себя, как поступать с теми, кто больше не может приносить пользу. Кто — то содержит их, при этом ущемляя здоровых, ограничивая размножение, ну а кто — то избавляется как от старой одежды.

— Только не Кремль. У них все живут в достатке и счастливы.

Витька поймал себя на мысли, что произнес это как мантру.

— Значит, Иван Иванович, настолько хороший губернатор, что убедил в этом не только своих граждан, — сказал Петр.

У Витьки в голове словно мир перевернулся. Что же это получается. Кремль совсем не то место, что он рисовал себе в мечтах? Не рай на земле?

Женщина с тачкой вдруг остановилась, склонилась над землей, жадно хватая воздух, и упала. К ней никто не подошел. Все и так понимали — умерла. Прораб приказал носильщикам унести ее тело и бросить у груды мусора, куда она так и не успела докатить свою тележку.

Витька смотрел на происходящее, находясь будто под гипнозом. Ощущения странные, но не сказать, что неприятные. Будто снова выпил бормотуху в Гуме.

Отколов очередную гранитную плиту облицовки, он принялся колотить киркой по оголившейся кладке. Удары мастерски ложились в цель — в место стыка кирпичей. Кирка взмывала в воздух, врезалась в окаменевший клей, снова взмах и снова удар. Витька колотил и колотил, его взор сузился до этой ненавистной кладки, будь она проклята. Глаза видели только как острое лезвие вспарывает каменное тело стены, вырывает из него куски плоти и твердая кровь летит по сторонам. И все происходит так медленно, и звуки стали протяжными… буууаааа… дзыыыннь…

Кто — то схватил его за руку, и Витька по инерции, защищаясь, замахнулся киркой на нападавшего. Петр чудом увернулся, кирка пролетела в паре сантиметров от его головы и разбила на две половинки гранитную плиту. Витька почувствовал, как земля под ногами зашаталась, словно платформа, водруженная на кончик иголки. Ощущение будто пьяный, при этом откуда — то появилось столько энергии, что он готов разобрать по кирпичику весь проклятый мавзолей.

Петр усадил его в тень, дал пощечину. В глазах прояснилось.

— Перегрелся. Отдохнет минутку.

Надзиратель покосился недовольно на Витьку, но ругаться на стал. Жара действительно была изнуряющей.

— Что за херня со мной произошла? — спросил Витька.

— Кажется, стоит рассказать тебе о побочных эффектах.

— О чем?

— Ёрш заставляет организм прекратить потерю жидкости, при этом выделяются гормоны удовольствия. Ты ощущаешь прилив сил, но это чувство обманчивое. Твой организм продолжает тратить энергию, просто ты этого не ощущаешь.

— Я готов горы сворачивать.

Петр всучил ему кирку.

— Начни с этой стены, но лучше экономь силы. А то потом не сможешь даже на ноги встать.

Витька кивнул и принялся за работу.