Стеклянное лицо - Фрэнсис Хардинг Страница 41

– Подождите, госпожа Леодора, – с отчаянием окликнула она главного дегустатора. – Можно мне хотя бы бумагу и чернила? Я напишу сыроделу Грандиблю и виноделу Чилдерсину.

– Письма здесь тоже не приветствуются, – мягко ответила Леодора. – Дегустаторы по долгу службы слышат много того, что не предназначено для чужих ушей.

– Но мне нужно узнать, все ли в порядке с мастером Грандиблем! – Неверфелл не могла скрыть охватившее ее разочарование. – А еще моя подруга Зуэль Чилдерсин… Я хотела убедиться, что с ней ничего не случилось.

– Неверфелл, – со вздохом перебила ее Леодора. – Позволь спросить: ты хочешь, чтобы Следствие читало твои письма и ответы на них? А они будут читать.

Неверфелл совсем пала духом. При упоминании Следствия ее до сих пор пробирал холод.

– Не волнуйся, всем, кто заявлял о своем праве на тебя, мы сообщили о твоей новой должности. Мастер Грандибль, Чилдерсины и мадам Аппелин знают, что ты жива, здорова и отныне служишь его превосходительству.

Сердце Неверфелл затрепыхалось, как птица со сломанным крылом. Так Эрствиль говорил правду, мастер Грандибль не забыл о ней. А потом до Неверфелл дошел смысл последних слов госпожи Леодоры.

– Вы сказали – мадам Аппелин? Мадам Аппелин тоже хотела меня выкупить?

– А ты не знала? После того как тебя в первый раз арестовали, мадам Аппелин хотела взять тебя в ученицы, но Максим Чилдерсин ее опередил. После пира она снова попыталась, но ее прошение отклонили.

– Но…

– Политика, сплошная политика. Постарайся держаться от нее подальше. И прислушайся к моему совету. Отдыхай и ни о чем не думай.

Неверфелл послушно поплелась в комнату отдыха, где несколько раз потерпела поражение в шахматах – фигуры ее совершенно не слушались и ходили как попало. В конце концов она махнула рукой и вернулась к себе, чтобы побыть в одиночестве.

Мадам Аппелин хотела, чтобы Неверфелл поручили ее заботам. Вот только зачем? Чтобы защитить ее – или наказать за кражу?

– Кто-то пытался меня утопить, – напомнила сама себе Неверфелл и сжала голову ладонями, силясь унять гул растревоженных мыслей. Кто знал, что ее отправили в подвесную тюрьму? Следователи, Чилдерсины… и создательница Лиц.

Перед внутренним взором Неверфелл возникло кошачье лицо мадам Аппелин, миндалевидные глаза, блестящие, как цветное стекло, совершенный изгиб холодных губ. Но в следующий миг его затмило воспоминание о другом Лице, полном печали и любви, которое Неверфелл мельком увидела в их первую встречу. В голове Неверфелл образ мадам Аппелин состоял из разрозненных осколков, и те никак не хотели складываться в единую картину.

Она твердо знала, что как-то связана с создательницей Лиц, чувствовала это с их первой встречи. То Лицо не предназначалось для чужих глаз, оно тронуло Неверфелл до глубины души, задев неведомые струны. При мысли о нем сердце Неверфелл наполнялось теплом, тоской и сладкой болью. Ей на ум пришли странные совпадения: «Семь лет назад, когда мадам Аппелин представила Каверне свой Трагический набор, я неизвестно как очутилась в сырных туннелях мастера Грандибля. Возможно ли, что с мадам Аппелин случилось что-то ужасное, вдохновившее ее на создание целой галереи страдающих Лиц? И возможно ли, что это имело какое-то отношение ко мне?»

Неужели мадам Аппелин присутствовала в утраченном прошлом Неверфелл? Когда они встретились, создательница Лиц ее не узнала, но ведь в то время она носила маску. А когда при весьма постыдных обстоятельствах маску сорвали, мадам Аппелин лишь повторяла как заведенная: «Невозможно. Невозможно».

«Не исключено, конечно, что она испугалась при виде моего странного лица. Но вдруг она все-таки меня узнала? И потому была так потрясена?»

Неверфелл мысленно вернулась к Лицу, открывшемуся ей на пороге сырных туннелей. Улыбка, за которой таилась огромная усталость, доброта и печаль в изумрудно-зеленых глазах…

«У мадам Аппелин зеленые глаза. И у меня зеленые. Это что-то значит?»

На все мучившие Неверфелл вопросы мог быть только один ответ. Но когда она пыталась его сформулировать, желудок подкатывал к горлу, словно она сидела в утлом суденышке, попавшем в ловушку большой волны. Лодка кренилась над темной водой, а Неверфелл не могла заставить себя посмотреть вниз.

Максим Чилдерсин обещал помочь Неверфелл разузнать о ее прошлом, но теперь она даже не знала, встретятся ли они вновь. Могущественный патриарх виноделия, обладавший огромной властью, покрыл себя позором и едва не лишился головы – и все из-за ее необдуманных действий. Неверфелл сильно сомневалась, что после случившегося Чилдерсин ради нее шевельнет хоть пальцем – пусть даже ее тайна и не давала ему покоя.

Значит, она осталась одна. Или нет? Неверфелл вдруг вспомнила записку, которую нашла накануне. Подгоняемая надеждой, она подбежала к кровати и откинула покрывало. Шкатулка исчезла, но вместо нее там лежали бутылка чернил и пять листов бумаги. К ним прилагалась записка:

Прячь чернила, чистую бумагу и письма под матрасом. Письма доставят адресатам, читать их никто не будет. Ответные письма положат туда же.

За пределами квартала дегустаторов держись подальше от Бекасьего дворика, колоннады Меламорс и Зала арфистов – там ты будешь отличной мишенью для убийц.

Мы будем смотреть в оба, но больше сделать ничего не сможем.

Неверфелл не знала, что и думать. Столь скорое появление чернил и бумаги не могло быть совпадением. Либо Леодора передумала, либо кто-то подслушал их разговор и сообщил неизвестному благодетелю Неверфелл о ее просьбе. То есть за ней следили. Последняя мысль и пугала, и успокаивала, словно невидимая рука подхватила ее и не дала упасть, когда она оступилась.

Неверфелл понимала, что у нее нет причин доверять автору записок. Все это могло быть очередной ловушкой. Но отказаться от возможности послать весточку мастеру Грандиблю и мастеру Чилдерсину было выше ее сил. Следующий час она, роняя кляксы и теряя буквы, подробнейшим образом описывала свои злоключения. Только о ловушке для Клептомансера Неверфелл умолчала, сообразив, что разглашение этой тайны навлечет смертельную опасность не только на ее голову. Дождавшись, когда чернила высохнут, она сложила оба письма и, поколебавшись, снова потянулась за бумагой.

Дорогой друг,

Спасибо.

Кто ты?

Спрятав все под матрас, Неверфелл села на кровать и принялась взволнованно раскачиваться. Ее снова одолевали вопросы, требовавшие немедленного ответа.

– Так, сидя здесь, я ничего не узнаю. И я не могу просто ждать, пока меня убьют! – наконец воскликнула она. – А если я буду бездействовать, рано или поздно это случится.

У стражников, охранявших квартал дегустаторов, имелись весьма подробные инструкции на случай, если кто-то посторонний попытается проникнуть внутрь. Задерживать тех, кто покидает квартал, у них приказа не было. И потому, когда самая юная из дегустаторов выскользнула из золотых дверей и решительно направилась в сторону свободных для посещения внутренних двориков, где встречались и плели заговоры вельможи, которым благоволил великий дворецкий, никто из стражников и бровью не повел.