Логово - Виктор Точинов Страница 41

– Я тут все с дозиметром излазил – нет радиации! Ни следочка! Обычный фон… Аспиратор привез, пробы воздуха взял – опять ничего!

Дверь распахнулась. Пасечник сделал приглашающий жест. Смеркалось, и в коттедже было темно. Москалец зажег фонарь, уверенно пошагал внутрь.

– Ну, я с горя купил металлоискатель, мощная штука, горсть монет в земле показывает… И что ты думаешь?

Судя по всему, они пришли.

Москалец остановился, посмотрел на Ростовцева, словно ждал ответа на свой риторический вопрос. Ростовцев промолчал, твердо решив ничему не удивляться. Пока что ничего особо загадочного и удивительного вокруг не обнаружилось. Это был коридор, довольно длинный – отдельных входов для всех трех квартир упрощенный проект коттеджа не предусматривал. Неотделанные стены, в углу шта-белек кирпичей, рядом небольшая бетономешалка, мешки с цементом, куча разного инструмента, к стене прислонена виброрейка для выравнивания стяжки пола… Обычный антураж.

– Жора, давай! – скомандовал Москалец.

Пасечник отвалил несколько листов гипрока, поставленных к торцевой стене. «Зачем они тут сейчас, на этом этапе?» – секундно удивился Ростовцев и тут же понял – зачем. За листами скрывался лаз – стена была не до конца выложена. Края неширокого прохода – высотой по плечо Ростовцеву – оскалились торчащими кирпичами.

– Тут у меня фальшстенка, – объяснил Москалец. – А теперь загляни внутрь! Загляни, загляни! – он показал на лаз широким жестом гида, демонстрирующего архитектурный шедевр. – Этого никто не видел, только мы с Жорой. Ты третий.

И он протянул фонарь.

Ростовцев шагнул к провалу в стене – осторожно, с неприятным чувством, что хорошего он там не увидит. Нагнулся к отверстию, посветил внутрь – и не понял ничего. Кирпичная клетушка оказалась абсолютно пуста, и никакого хода, куда-нибудь веду…

Мир взорвался.

Вспыхнул и разлетелся на куски. Пылающие осколки неслись во все стороны в бездонно-черном мраке и гасли, гасли, гасли…

Летящего навстречу лицу бетонного пола Ростовцев не видел. И удара об него не почувствовал.

Пасечник аккуратно обтер кувалду – не насаженную на деревянную рукоять, а приваренную к двухдюймовой трубе – и вернул на место, в кучу инструмента. Нагнулся за фонарем – тот не разбился при падении и продолжал светить.

Когда Москалец увидел в желтом круглом пятне света лежащего Ростовцева, то почувствовал, что ужин стремится наружу, и с трудом сдерживал позывы. Он, конечно, служил в свое время в серьезной конторе, и даже дослужился до майорских погонов, но чисто на кабинетной работе. Мешанину, в которую превращается затылок в результате плотного контакта с пятнадцатикилограммовой кувалдой, Москалец наблюдал впервые.

Ростовцев лежал неподвижно – сам внутри клетушки, ноги наружу. Никаких конвульсивных движений, никаких судорожных подергиваний. Раз – и наповал. Пятно росло вокруг головы и казалось черным.

– Чистая работа, – сказал Пасечник. Голос у него был неприятный, словно его обладатель страдал не то носовыми полипами, не то хроническим насморком. Но оттенок гордости в словах ощущался. – Где ты комбезы спрятал, майор? Переоденемся, не откладывая.

Москалец ответил не сразу, несколько раз сглотнул слюну – содержимое желудка не оставляло попыток взглянуть на окружающий мир.

– Сейчас принесу… А послабее ты не мог? Поаккуратнее?

– Мог. А он бы оклемался. Начал бы орать и долбиться. Тебе это надо?

Москалец промолчал, сделал несколько шагов в сторону, согнулся… Губы Жоры скривились, но сказал он мягко, успокаивающе:

– Ладно, ладно, майор… Бывает по первости… Но ты не растерялся. Прямо роман отлил, завлекательный… И оборвал в нужный момент на самом интересном месте. На ходу небось сочинял?

Москалец тяжело дышал, вытирая с углов рта остатки рвоты.

– Ладно, тащи комбезы, – сказал Пасечник. – А я его чемодан из машины. Чтоб уж ни следочка.

Заделанная перегородка выглядела теперь единым целым. Только швы между кирпичами на месте бывшего лаза казались темнее, чем в остальной части стены, но скоро раствор высохнет и следов не останется.

Москалец помаленьку оправился – по мере того, как кирпич за кирпичом ложились в стенку, он так же укладывал в мозгу кирпичи-аргументы – и получалось, что все сделано правильно, что иного выхода не было.

…Объявившийся Андрей, вновь принявший руководство фирмой, означал для Москальца крах всего. Крах нескольких проектов, в которые были вложены все свободные средства фирмы и привлеченные кредиты от людей, не привыкших для взыскания долгов обращаться в Арбитраж.

Проекты были из тех, от которых исчезнувший генеральный отказывался бесповоротно и коротко, одной фразой: «Дурно пахнет!» Или: «На бандюков не работаю!» И все уговоры, все слова о грядущей выгоде были бесполезны. Едва Андрей уселся бы в кресло генерального директора, жить планам Москальца осталось бы недолго.

В принципе, такие проблемы решаются без особых хлопот. Можно даже было не обращаться к кредитовавшим Москальца структурам с воплем о помощи. Достаточно было сдать охотникам случайно вычисленный запасной аэродром Андрея. (В этом Москалец не соврал – действительно, еще зимой по старой привычке заинтересовался отлучками компаньона. Думал, пригодится. Тогда не пригодилось. Пригодилось сейчас.)

Кто были эти охотившиеся на Ростовцева люди, Москалец даже не пытался узнать, следуя мудрому правилу: меньше знаешь, дольше живешь. Но дали они понять однозначно: Андрей больше не жилец.

Москальца такой финал – мертвый компаньон – не устраивал. Абсолютно.

Тогда в права наследования – в том числе и на шестьдесят процентов «Строй-инвеста» – быстро вступала Лариса. А с ней у Москальца отношения в последнее время сложились напряженные. Она подозревала (и не без оснований), что предоставляемые ей цифры о доходах фирмы далеки от действительности. Дело дошло до открытых обвинений. И надеяться, что дамочка позволит выкупить по разумной цене свою долю акций, не приходилось.

Сложившееся положение было идеальным – когда еще исчезнувшего суд признает умершим… Ларисе к тому времени достался бы пустой орех. Печать, вывеска и солидный список долгов.

Нежданное появление Андрея смешало все карты. Он стал лишним в этом мире, сам не понимая того. Винтиком, для которого не осталось места во вновь собранной и работающей конструкции. Так что, если вдуматься, удар Пасечника лишь исправил непонятную случайность, вернул мертвеца в царство мертвых… Ничего, по большому счету, не произошло. Исчезнувший исчез снова. Теперь навсегда. Жизнь продолжается.

Невидимая, мысленная стенка, навсегда отгородившая Андрюшу Ростовцева, получилась такая же, как и реальная, – ронная и прочная. Но все-таки…

Все-таки Москалец сказал вслух перед самым уходом: