Князь вампиров - Джинн Калогридис Страница 40

Все эти двадцать два года я шел на любые ухищрения, только бы мой мальчик не попал в поле зрения Колосажателя. Я всей душой хотел, чтобы он жил нормальной жизнью, которой не было ни у меня, ни у всех моих предков и которую (увы!) я не смог обеспечить моему дорогому первенцу Яну.

(Помнится, меня взволновало и в то же время испугало известие о том, что приемные родители назвали моего второго сына Джоном, дав ему английскую версию имени его погибшего брата.)

О том, что Джон – мой сын, известно только нам с мамой. Когда он родился, она почти сразу же отвезла малыша в Лондон и поручила заботам самых надежных и добропорядочных людей, каких знала. Своих детей у этой пары не было, и их страшила перспектива умереть, не оставив наследников. Но об истинном происхождении Джона не ведали даже они. Скажу больше: о его существовании не знает даже Герда! Беременность и роды прошли незаметно для ее сознания, а я делал все возможное, чтобы Влад и Жужанна ни о чем не догадались.

Повезло ли мне хотя бы в этом? Пока не знаю, будущее покажет. Я провел немало времени в мучительных раздумьях, взвешивая все "за" и "против" нашего приезда сюда. Наше появление здесь, несомненно, подвергает Джона опасности. Но еще мучительнее было бы остаться дома и наблюдать за тем, как развиваются события, издалека. Парфлит, куда теперь отправился Влад, находится практически рядом с Лондоном. Узнавать о замыслах вампиров и, таким образом, следить за ними я могу лишь через свою несчастную жену. Пока что сведения скудны. Если бы мы с Гердой остались дома, как бы я смог узнать, не грозит ли Джону опасность и не пронюхали ли Влад с Жужанной о его существовании?

Однако вчера, увидев Джона рядом с Гердой, я действительно испугался. Какой же я был дурак, заранее не приняв в расчет его повышенную восприимчивость! Это просто чудо, если парень до сих пор не сообразил, что в доме появилось его персональное зеркало. Сходство Джона с Гердой просто поразительное: глаза, волосы, носы, подбородки – все у них одинаковое. Ну как я мог упустить это из виду? Вот что значит поспешные сборы в дорогу! Если на моего мальчика обрушится какое-либо несчастье, вина целиком будет на мне. Чтобы обезопасить сына, я уже начал подумывать об отъезде.

Сегодня ранним утром я погрузил Герду в гипнотический транс. Она сразу же сделалась веселой и разговорчивой. Плохой и тревожный знак. На вопрос: "Где ты сейчас?" она ответила: "Еду".

Ее слова сбили меня с толку. Всего день назад, во время такого же сеанса, лицо Герды перекосилось от ярости и она закричала: "Уехал! Этот мерзавец уехал!" Больше она не сказала ничего, если не считать упоминания о каких-то больших крытых повозках, стоящих во дворе замка. Я решил, что Влад уехал, оставив Жужанну в замке.

Но сегодня все изменилось.

– Мы едем, – радостно сообщила Герда. – Я слышу, как скрипят колеса и пофыркивают лошади.

Я предположил, что Жужанна едет в гробу, находящемся в одной из повозок, и рассказывает о звуках, которые до нее доносятся. Но дальнейшие слова Герды несказанно меня удивили:

– Какое ясное, солнечное утро. Я успела забыть, до чего красиво здесь летом. Мне грустно навсегда покидать родной дом, и в то же время меня переполняет радость.

Быть того не может! Жужанна, как любой вампир, боится солнечного света. Окажись она на солнце, ей было бы не до созерцания окрестных красот. А может, она каким-то образом узнала, что я ежедневно расспрашиваю Герду, и намеренно пытается запутать меня искусной ложью?

Впрочем, не думаю, ведь я принял очень серьезные меры предосторожности. Пока с определенностью можно сказать только одно: вампиры пустились в путь. Возможно, Жужанна решила, что Влад собирается бросить ее в замке, но он в последнюю минуту передумал и взял ее с собой. Однако ее восторги по поводу великолепного рассвета и теплых лучей солнца не находят никакого объяснения.

Если они отправились в Англию по суше, путь займет неделю, если морем (это сопряжено с меньшим риском) – у меня есть примерно месяц на необходимые приготовления. Лучше подготовиться как можно скорее, поэтому будем считать, что через неделю они появятся в Лондоне.

Нужно решать, причем достаточно быстро: уезжать ли из лечебницы, уповая на то, что без нас Джон будет находиться в относительной безопасности? Или все-таки лучше остаться?

ДНЕВНИК ДОКТОРА СЬЮАРДА

3 июля

Мне не привыкать к странностям в поведении душевнобольных. Чего я только не насмотрелся с тех пор, как устроил эту лечебницу! Но то, чему я сегодня стал невольным свидетелем, превосходит все, виденное мною прежде.

Я проснулся еще затемно и никак не мог заснуть. Опять мне приснился этот "тревожный сон" (так я его окрестил).

Вплоть до сегодняшнего дня я не хотел даже упоминать о нем в своем дневнике, считая его нелепой смесью каких-то подсознательных страхов и мифов о герое. Если кому-нибудь рассказать об этом сне, предложат самому отдохнуть в одной из палат собственной лечебницы. Сновидение явственно указывает на одержимость какой-то манией... Мне снилось, будто мы с профессором Ван Хельсингом – рыцари некоего оккультного ордена и ведем битву со Злом, намеревающимся захватить весь мир. Если говорить о сюжете, то он не блещет оригинальностью. Мы с профессором, вооруженные серебряными мечами, воюем с надвигающейся Тьмой. Эта часть сна достаточно приятна (хотя днем даже она приводит меня в замешательство). Ее сменяет "тревожная" часть: неожиданно профессор исчезает, и мне приходится сражаться одному. Тьма обступает меня со всех сторон, она разрастается, словно амеба, и пожирает меня... Впервые этот сон приснился мне после получения телеграммы от Ван Хельсинга. За минувшие дни "тревожный сон" повторялся несколько раз.

Довольно об этом! И тем не менее... стыдно признаваться, но этот дурацкий сон почему-то пугает меня. Особенно после странного инцидента, произошедшего сегодня утром.

Итак, я лежал в постели. Заснуть снова мне не удавалось (наверное, из опасения опять увидеть "тревожный сон"). Я чувствовал себя несколько разбитым, но уже давно счел подобное состояние неизбежным следствием своей профессии. Наконец, когда тьму за окном сменил хмурый рассвет, я встал, умылся, оделся и вышел в коридор поглядеть, не проснулся ли профессор. Мне очень хотелось угостить его настоящим плотным английским завтраком. Вчера он не завтракал и не ужинал, и я волновался за его телесное здоровье.

Дверь палаты Ван Хельсинга была закрыта и заперта на ключ. Решив, что с угощением придется повременить, я повернулся в сторону лестницы и вдруг заметил полоску света. Дверь палаты миссис Ван Хельсинг была слегка приоткрыта. Я подошел и сперва решил постучаться, но затем передумал и стал прислушиваться к разговору. Судя по тону профессора, разговор не носил сугубо личного характера.

Профессор задал вопрос. Ему ответил другой голос, женский, явно принадлежавший его "кататонической" пациентке. Сознаюсь: профессиональное любопытство оказалось сильнее хорошего воспитания, ибо я бесшумно открыл дверь и вошел в чужую комнату.