Избранник ада - Николай Норд Страница 4

– Ну, где ты, мерзавец этакий? – услышал я нетерпеливый голос Софьи из-под одеяла и нырнул к ней в томительное теплышко.

Она жарко прижала меня к своей упругой груди, обхватив голыми ногами мои бедра. В паху у меня шарахнула граната…

В постели мы не могли угомониться от взаимной страсти целых полночи. Ее страсть пьянила меня, и я никак не мог оторваться от, выворачивавшего меня наизнанку, желания снова и снова обладать этим манговым телом, которое было скроено по стандартам ушедшей эпохи – узкая талия, широкие, плотные бедра, пышные, упругие груди – настоящие, не надутые силиконом, как у нынешних субтильных вумен с доскообразными телами и деревянными задками. И еще в ней был особый запах, такой, что я вдруг понял состояние бедных псов, мотающихся за самками во время весеннего гона. Это сравнение, возможно, грубовато, но зато – точно. Я впился в нее, словно вампир, высасывающий из жертвы все ее соки, а она – как чудовищная гидра, заглотившая меня целиком. Черти что! Прямо озверелость какая-то! На мордобой похожая. Бывает такой сладкий, убийственный мордобой, упоительный, когда, чем больше крови – тем больше наслаждения…

И все же, несмотря на животную исступленную страсть, я подспудно не забывал о главном. Правда, я, практически, ничего не знал о Софье, кроме того, о чем упомянул уже раньше. Она тщательно избегала разговоров о своем прошлом, ограничиваясь только настоящим. Но я был молод и, где-то, наивен и бестолков, хотя и не считал себя законченным идиотом, но мой ум был лишен практической сметки, ибо я был единственным ребенком заботливых родителей, выросшим в неге под крылышком любящей мамы, и до сих пор планов, кроме как успешно окончить институт, не строил. И вот, наконец, выбрав паузу отдыха и опустошенного расслабления, я спросил Софью:

– Послушай, рыбка моя, у меня к тебе все серьезно, а не абы как. Я хочу, чтобы так было всегда, хочу, чтобы ты стала моей… женой, – я сказал это с трудом, нерешительно и со страхом ждал ее ответа.

Софья лежала, закинув свою горячую ногу на мои и положив мне голову на грудь. Ее русые волосы рассыпались на моем теле, источая неповторимый, принадлежащий только ей, волнующий запах. Она пошевелила головой, щекоча меня жесткими прядками, и ответила:

– Котик мой, а разве тебе ТАК со мной плохо? – казалось, что она не хочет говорить ни о чем серьезном, она млела в неге, ей был приятен сам этот момент жизни, в котором этой ночью она растворилась со мной. – Да и куда нам спешить? И разве ты чувствуешь себя готовым к браку? Я уже поторопилась один раз, теперь, вот, в разводе.

Я погладил ее голову и нежно, как грудного ребенка, поцеловал в темя.

– Мне нравится определенность и законность во всем. И я тебя люблю Софочка! – со вздохом облегчения и уже приободренным голосом сказал я – все же начало разговора не закончилось откровенным отказом.

– Я тебя тоже, котик. А тебя не смущает, что я старше тебя на целых пять лет? Ты еще так юн. И ты пока что студент, где и на что мы будем с тобой жить, котик? На твою стипендию? На мою зарплату не рассчитывай, эти двести пятьдесят рэ на меня одну-то не хватает. Давай лучше…

Она перелезла на меня и заняла позицию сверху, предав свое, налитое негой тело, новой страсти. Она подвывала в такт рывкам бедер, всосавших в себя мою сущность, как удав кролика, и в конце путешествия в любовь, закатив глаза, пугающе поблескивая пустыми, без зрачков, белками, взвыла, словно волчица на полную Луну. В конце концов, оскалив крепкие белые зубы, она затрясла ягодицами и, со стоном величайшего облегчения, расслаблено упала на меня, расплескав по мне свои сливочные груди. Софья тяжело дышала, и я чувствовал, как подрагивают на моей груди ее ресницы.

На сей раз, я принимал в этом оргическом действе лишь косвенное участие, не отдаваясь безотчетно во власть наслаждения и контролируя себя, а лишь выжидая момент, когда пыл Софьи иссякнет, и я смогу продолжить свой разговор.

– Знаешь, рыбка, не все так уж и плохо, – выждав минуту, заговорил я. – Я получаю стипешку – тридцать пять рублей, родители рубликов по пятьдесят в месяц будут подкидывать. На меня хватит. Квартира у нас двухкомнатная, правда, комнаты смежные и в рабочей окраине, но трамвай туда ходит. Для начала перебьемся, потом я закончу институт…

Софья засмеялась беззвучно, но я ощущал это потому, как подрагивало ее тело.

– Мой, глупенький котик! Стипешка! Представляю себе нашу жизнь: надзирающее око свекрови, смежная комнатка у заводского забора, семейный телевизор в углу, любовь тайком, шепотом, чтоб не слышно. Ни, тебе, друзей пригласить, ни нагишом не пройтись. Из дома выйдешь, а там – бараки, копоть от заводских труб, сараюшки, помойки, пьянь, шаромыги, матерщина с поножовщиной… – Она отвалилась от меня и легла на спину, раскинув согнутые в коленях ноги. – Слушай, у меня, по-моему, уже синяк здесь, – она бесстыдно, с каким-то хрустом, почесала свой лобок, густо обросший, рыжими волосьями.

– У меня тоже, но я же молчу, – обиделся я на ее пренебрежительные слова.

– Прости меня, котик, но я хочу все и сейчас! Ты знаешь, как я жила в Киеве? Я выскочила замуж в восемнадцать лет – так, без любви, по глупости. Позарилась на сладкую жизнь. Алекс, мой муж был старше меня на девятнадцать лет, не красавец, но, в общем, ниче – нормальный. У нас была трехкомнатная полногабаритная квартира в самом центре на Крещатнике и дача в Ялте у моря, плюс «Волга» у Алекса и «Москвич» у меня, который он подарил мне на свадьбу. А денег было – куры не клюют. Алекс был директором НИИ с окладом триста рублей, плюс премии разные. Это, конечно, ерунда, но он был этаким современным Корейко. В институте в подвале держали небольшой цех, там шили джинсы и прочее тряпье, под фирм́у. Лейблы всякие и ткань контрабандную привозили из Одессы грузовиками. Сбывали тоже по отлаженной сети по всему Союзу. Девчонки, которые там работали, числились всякими там уборщицами, сметчицами, еще черт знает кем, но платили им хорошо, чтобы язык за зубами держали, ну и припугивали, конечно, если что – на Кавказ в рабство абрекам продавали.

– Какое рабство, рыбка моя? Это при советской-то власти? – насмешливо не поверил я.

– Котик, до чего ты наивен! Какая там тебе, в горах, советская власть? У них там кланы родовые, они-то и есть власть, в том числе и советская, и партийная! Я раньше тоже не верила, пока там с Алексом не побывала, у него там тоже друзья по его махинациям были. Там и мужики-то в рабах живут в зинданах – ямах таких, не только бабы! Сама видела.

– Не верю я…

– Ну, дело твое, не веришь, так послушай сказку, – с некоторой досадой в голосе, сказала Софья. – Ты слушай что, по существу, я сказать хочу насчет Алекса. Так вот, он ничего не боялся. Связи у него были большие, ОБХСС купленное. Партийных, кого надо, тоже забашлял, чтоб контроля никакого не было. И не только киевских, но и московских тоже. Мы и в загранку с ним ездили – в Вену, Париж. Я тебе потом фотки покажу, там мы у Нотрдама, Лувра, Венской оперы. Ты бывал в загранке когда-нибудь? Я имею в виду настоящей, не соц?

– Бывал, чего там, – соврал я, чтобы не ударить лицом в грязь. – Только не совсем в капстране – в Югославии был.