Испорченная реальность - Джон Урбанчик Страница 4

I

Я обошел Харборсайд, поднялся по лестнице на мост Пирмонт и отыскал в середине уединенное местечко у перил с видом на Дарлинг-Харбор — среди туристов, щелкавших фотоаппаратами, и тусовщиков, для которых ночь только началась.　

Мост Пирмонт был разводным. Над ним — посредине бежал монорельс, так высоко, что его не замечали, пока он не проносился над головами, разбрызгивая дождевую воду. Из желто-зеленой будки в центре мост разводили несколько раз на дню и никогда — ночью. За время, проведенное в Сиднее, я почти не видел, чтобы по нему ездили — разве что работники городских служб.　

В гавани я увидел торговый и выставочный центры, аймэкс-кино-театр, россыпь баров вдоль Кокл-Бэй, городскую панораму. Сидней дышал синевой, даже желтые и белые краски приобретали голубоватый оттенок.　

За кинотеатром и выставочным залом лежал парк — слишком далеко, чтобы можно было разглядеть его с моста ночью. Ветер здесь усилился. Не ледяной, но скоро мне — в пижаме — придется искать местечко потеплей. Трико справлялось с холодом, но от футболки толку не было.　

Никто не остановился спросить, как у меня дела. Никто меня не заметил. Я был просто одним из гуляк ночью в среду.　

И я пришел  сюда не за тем, чтобы меня увидели. Я изучал рестораны,бары, небоскребы. Нужно было понять, изменилось ли еще что-то. Если это кошмар, почему по мосту не ползали огромные тараканы? Почему из бухты не выпрыгивали крокодилы, чтобы утащить меня к акулам? Почему не появлялись пираты, зомби, еще какая-нибудь нечисть, чтобы меня напугать? Никаких террористов вокруг. Все здания на месте. Ни ниндзя-убийц с катанами, ни гигантских младенцев, катающихся по улицам, как шары для боулинга. Мир казался нормальным.　

Во всем, кроме самого главного — моей жизни. Прочее было в порядке — было реальным.　

— Наверное, я сплю, — сказал я, и кто-то рядом хихикнул. Словно я пошутил. Именно такого я и ожидал — издевок и тыканья пальцами. Но это была всего лишь девчонка — висела на руке у парня и смеялась шутке, которую я не расслышал. Она даже не смотрела на меня.　

Я начал чувствовать себя невидимкой. Отверженным. Презренным.　

Допив воду, я швырнул пустую бутылку в мусорный бак, сунул руки в карманы и пошел дальше. Я нарочно не смотрел на собственный дом, пока не оказался на другой стороне моста. Красный кирпич. Желтая отделка — кайма вокруг окон на девятом этаже и вдоль крыши. Почти все жалюзи опущены. Свет — горит или нет. Я почти различал людей за этими стеклами, но, возможно, это было игрой воображения. Сбоку, несколькими этажами ниже крыши, светились мои окна. Внутри кто-то был, мужчина, которого я видел, хозяин этой квартиры. Мне она больше не принадлежала.　

А может, за окном не было никого, трудно сказать. Но я представил, как он с триумфом глядит на меня, широко улыбаясь, показывая свои слишком белые зубы, в то время как его партнерша лепечет, хихикает и ерзает голышом в кровати — уже не моей. Что, если это Карен? Что, если я исчез, а она осталась? Я не видел женщину, только слышал ее шепот. Как мог я быть уверенным, что это не моя Карен? Не моя любовь? Не женщина, ради которой я пересек полмира? Нет. Нет, я не знал этого. Мог лишь предполагать, бояться и, возможно, надеяться или молиться, но в этом я никогда хорош не был.

С усилием я отвел глаза. В этом полушарии родственников у меня не было, только друзья. То, что Роджер меня не помнил (наверное, он был пьян), не значило, что и они забыли. У меня было двадцать долларов - на метро хватит.　

Но я решил, что прогулка пойдет мне на пользу.　

II

Обычно, чтобы добраться до моста Харбор-бридж, мне требовался час и еще двадцать минут, чтобы его пересечь. Я не спешил, опасаясь того, что могу найти на другом берегу.

Я ожидал, что никто меня не узнает. Вообще никто. Мой разум спрятался за идеей незримости, неуверенности, незнания. В центре Сиднея, шагая по Кларенс-стрит (не в силах влиться в толпу на Джордж), забыть о случившейся странности было легко и... невозможно. Легко, потому что я привык растворяться на улицах, среди зданий, достопримечательностей и шума. Невозможно, потому что наши с Карен жизни были неразрывно связаны с городом. Вот магазин, где мы приобрели французский столик и стулья, от которых откажемся, когда Тимми подрастет. А здесь мы купили велосипеды. Вот ресторан, где мы однажды поужинали — несколько лет назад, — все еще на месте, несмотря на ужасную еду. Пивная «Красный дуб» — мы не любили пиво, но с ней были связаны хорошие воспоминания. В окнах я видел людей за столиками — они ели, пили, болтали с друзьями и по мобильным, пока статная блондинка разносила кружки густого красноватого пива.　

Черт, решил я, мне тоже нужно промочить горло. Прямо сейчас.　

Моя одежда не годилась, но не думал, что меня вышвырнут. В пивной было мало народу — вечер среды.　

Мне не пришлось расталкивать толпу, чтобы пробиться к бару. Внутри было шумно, но девушка за стойкой наклонилась ко мне и спросила, чего налить. Даже не моргнула при виде моей футболки. Может, это был не лучший способ потратить единственные двадцать долларов, которые у меня были, но я хотел только найти нору, заползти в нее и подождать, пока ветер не стихнет, а кошмар не развеется. Нужно было избавиться от этой чертовой головной боли. Таблетки не помогли.　

Я уже знал, что не люблю бельгийский шоколадный стаут, но в других сортах не разбирался.　

— Пиво, — просто сказал я. — Любое, кроме шоколадного.　

Я позволил ей уговорить себя на кружку, которая стоила половины моих денег, но напиток был густым и приятным, немного горчил, и я с радостью нашел уголок, в котором мог немного отсидеться.　

Я не думал — не за тем пришел. Просто пил. Прикончив пиво, почувствовав себя чуть лучше (немного навеселе — я редко пил), я вышел из «Красного дуба», послав улыбку девушке за стойкой (она не только увидела, но обратила внимание и обслужила меня), и зашагал по Кларенс.　

Я должен был купить воды, но решил, что теперь уже поздно. Ветер дул сильней, налетая с перекрестков, напоминая, что я одет не для улицы.　

Хмель от пива быстро испарился — растаял в стылом ночном воздухе. Нарастала депрессия, грозя восстать из водоворота темных, сентиментальных страхов. Я отогнал ее. С трудом. Как всегда. Но она не наваливалась на меня с деньков в колледже, и я не намерен был сдаваться. Все это походило на фантазию. Так я твердил. Пытался убедить себя, что прав. В глубине души смеялся. Даже если мой разум соскальзывал в безумие и я чувствовал его маслянистый след, необходимости открываться остальным не было. Хотя я не знал, где буду ночевать, все еще надеясь, что в собственной кровати, рядом со своей прекрасной, дивной, восхитительной женой, мне не хотелось, чтобы меня посадили под замок. В худшем случае — в виллавудском центре содержания под стражей, так как я не был австралийцем. Или в какой-нибудь психушке — учреждении с белыми интерьерами, угрюмыми кирпичными стенами, нависшими, как санитары, и миленькой, хитроумной смирительной рубашкой, чтобы я себя не поранил.