Девочка с медвежьим сердцем - Фрэнсис Хардинг Страница 37

Часовня превратилась в дом с привидениями. Здесь горело всего с полдюжины свечей – одинокие огоньки во мраке. Они освещали мраморные таблички, алебастрового рыцаря, деревянную скульптуру покойного аристократа, окруженную приземистыми плакальщиками.

Мейкпис могла только гадать, чьи это гробницы. Похоже, вечно мертвые были единственными светлыми пятнами. Единственными реальными вещами, сияющими в колодце тьмы.

Но Мейкпис была реальной. Веревки, больно впивавшиеся в запястья, были реальными. Безжалостная хватка сэра Мармадьюка и Молодого Кроу была реальной.

– Мистрис Гоутли! – завопила она так громко, что голос богохульным эхом отдался по всей часовне. – Бет! Элис! Помогите мне.

Но они не посмели бы прийти на помощь, и Мейкпис это знала. Она совсем одна. Зато другие слуги могли услышать, а это означало, что они запомнят. Мейкпис хотела, чтобы они поняли: она пришла сюда не покорно и не по доброй воле. Если они запомнят это, она останется чем-то. Хотя бы шрамом на их воспоминаниях. Укором совести, который они попытаются игнорировать.

Одна свеча стояла на алтаре, накрытом пунцовой тканью. Темно-красной, траурно-красной. Вышитый серебром крест на краю алтаря казался трещиной на языке.

Перед алтарем стояли два стула. Совсем как в Двенадцатую ночь. На одном сидел немощный лорд Фелмотт. Голова бессильно валилась набок, глаза поблескивали в свете свечи и двигались, двигались, как насекомые, застрявшие под стеклом.

На второй – троноподобный, на котором сэр Томас бился в судорогах в ночь принятия наследия, – силой усадили Мейкпис. Связанные за спиной руки больно давили на поясницу. Молодой Кроу обмотал девушку веревкой и привязал к спинке стула.

– Перестань выставлять себя напоказ! – прошипела леди Эйприл, появляясь из темноты. – Ты в доме Господнем, выкажи хоть немного уважения!

– В таком случае пусть Господь услышит меня!

Эта угроза была единственной, которую могла придумать Мейкпис. И была единственная сила, к которой она могла воззвать. Сила более устрашающая, чем Фелмотты.

– Бог все видит! Он видит, что вы творите! Увидит, что вы меня убиваете. Увидит вашу черную магию…

– Да как ты смеешь?! – воскликнула леди Эйприл.

На мгновение казалось, что она ударит Мейкпис, однако поднятая рука медленно опустилась. Ну разумеется, разве она посмеет поставить синяк на щеке, которая скоро будет принадлежать лорду Фелмотту!

– Наши традиции получили благословение обеих церквей, – процедила старуха, – и шестерых пап. Именно Господь благословил нас способностью продолжать жить, веками собирая накопленную мудрость! И мы, в свою очередь, верно ему служили: многие Фелмотты стали священниками, а некоторые возвысились до епископов и даже до архиепископов! Бог на нашей стороне! Как ты смеешь проповедовать нам?

– В таком случае расскажите это всем! – отрезала Мейкпис. – Расскажите миру, как ваши мертвецы крадут тела живых! Расскажите, что получили разрешение Бога, и посмотрим, что вам ответят.

Леди Эйприл подошла ближе. Откинула с лица Мейкпис непокорную прядь волос. Перехватила ее шею полоской ткани, как раз под подбородком, и завязала концы на спинке стула.

– Я скажу тебе, – выговорила леди Эйприл ледяным тоном, – что на самом деле нечестиво и неестественно. Неповиновение, неблагодарность, дерзость.

Мейкпис знала, что старуха не шутит. Призраки леди Эйприл были уверены, что таков естественный порядок мира, яркого и сияющего. Как пламя вздымается вверх и вода бежит вниз с холма, так все находит свой предопределенный уровень. Словно огромная пирамида с непритязательными массами в самом низу. Потом идет средний класс. Еще выше – аристократы и, наконец, Господь Всемогущий в качестве сияющей вершины. И каждый класс смотрел на тех, кто повыше, с покорностью и благодарностью.

Неповиновение для леди Эйприл было хуже грубости. Хуже преступления. Неповиновение нарушало естественный, установленный Богом порядок. Все равно что вода, текущая в гору, мыши, питающиеся кошками, луна, источающая кровь.

– Вы все – отродье дьявола! – бросила Мейкпис. – И нет никакого благочестия в том, чтобы повиноваться вам!

– Кроу, – холодно велела леди Эйприл, – держите ей голову.

Молодой Кроу вцепился в голову Мейкпис, удерживая ее на месте, и, пока она пыталась высвободиться, леди Эйприл стиснула ей челюсть, заставляя широко раскрыть рот.

– Помогите! – только и смогла завопить Мейкпис, прежде чем широкую деревянную трубку втиснули ей в рот, раскрыв его так широко, что заныли челюсти. Зря она кричала. Зря потратила последнее слово. Никакие друзья не придут на помощь.

И тут от входа донесся скрипучий нервный голос:

– Милорд, миледи…

В дверях часовни стоял Старый Кроу.

– Считаете, что это самое подходящее время? – гневно бросила леди Эйприл, все еще сжимая вставленную в рот Мейкпис трубку.

– Простите… На пустошах замечен костер. Вы сами приказали, на случай если мы увидим что-то…

– Мы этим займемся, – хрипло пробормотал сэр Мармадьюк и направился к двери, но, поколебавшись, остановился. Лицо у него судорожно морщилось, словно в конвульсиях.

– Вы все еще хотите ехать сегодня вечером, леди Эйприл? Если вражеские войска близко, дороги будут опасными, – остерег он еле слышно.

– Нам это известно, – резко ответила леди Эйприл. – Поэтому все должно быть сделано быстро, чтобы мы сумели уехать. Мы везем срочные депеши и деньги для короля и поэтому должны отправиться в путь сегодня, если хотим встретиться с нашим гонцом. Мы не можем позволить себе застрять здесь.

– В таком случае отдайте вашу печатку человеку которому доверяете, и пошлите вместо себя.

– Отдала бы, если бы кому-то здесь доверяла.

Тонкие губы леди Эйприл на секунду растянулись и тут же сморщились. Похоже, мышцы лица давно разучились улыбаться.

– Поезжайте! Мы все уладим! И прикажите Кэтмору держать экипаж наготове: мы скоро спустимся.

Сэр Мармадьюк в сопровождении Старого Кроу вышел из часовни. Дверь за ними закрылась.