Стеклянные книги пожирателей снов - Гордон Далквист Страница 37

Лестница заканчивалась коридором, который, изгибаясь, раздваивался, словно образуя кольцо вокруг большого центрального помещения. Голоса раздавались слева от Чаня, и потому он направился в ту сторону, прижимаясь к внутренней стене, чтобы оставаться незаметным. Пройдя метров двадцать, он оказался в более ярко освещенной полосе и снова остановился, потому что внезапно (словно он вошел в дверь) голоса зазвучали совершенно отчетливо.

* * *

— Мне плевать на неудобства. — Голос был сердитый, но сдержанный. — Он невменяемый.

Человек вроде бы говорил с немецким акцентом, но, возможно, с каким-то другим — голландским, норвежским? Сначала ответом на слова было молчание, но потом последовала ответная речь умелого дипломата — Гаральда Граббе:

— Доктор… конечно… вы должны выполнять свой долг — это вполне понятно, что там говорить, это достойно восхищения. Однако вы не можете не видеть, что иногда требования момента входят в противоречие с чувством долга. Временно, разумеется… Это такой щекотливый вопрос… Я уверен, вы меня понимаете… Все мы здесь друзья…

— Отлично. Тогда я желаю вам самого доброго вечера, — ответил доктор.

И сразу же последовала реакция на его слова — звон извлекаемой из ножен сабли и щелчки взводимых пистолетных курков. Чань вполне мог представить себе, что там происходит. Чего он не мог себе представить — это причин происходящего.

— Доктор… — продолжил Граббе, и в голосе его послышалась нетерпеливая нотка. — Такая конфронтация никому не нужна… и воля вашего молодого хозяина, если бы он был в состоянии заявить о своих намерениях…

— Не мой хозяин, а мой подопечный, — отрезал доктор. — Его намерения в этом деле практически не имеют значения. Как я уже сказал — мы уходим, если только вы не надумаете меня убить. Но если надумаете, то я обещаю, что первым делом вышибу мозги у этого полоумного принца… и полагаю, это может нарушить ваши планы, а кроме того, разозлит его весьма влиятельного отца. Всего хорошего.

Чань услышал шаркающие шаги и мгновение спустя увидел доктора — одной рукой он поддерживал пошатывающегося молодого человека в форме, в другой у него был пистолет. Чань отступал перед ним шаг за шагом, оставаясь вне поля зрения большей группы людей, которую он только что увидел, — Граббе, Баскомб, щегольской рыжеволосый человек (который держал саблю) и три охранника (с пистолетами). Ни человека в шубе, ни Анжелики видно не было. Они отступали при всеобщем молчании, и скоро Чань обнаружил, что отходит все дальше и лестница уже осталась позади. Он подумал, не броситься ли ему бегом наверх, но таким образом он бы только обнаружил себя — они бы услышали его шаги и он не успел бы добраться до верха незамеченным. Кроме того, шум наверняка отвлечет доктора, и в этот момент замешательства его смогут убить, а в данный момент Чань не знал, хорошо это или плохо. Он еще надеялся узнать что-нибудь. Пьяный человек в форме (если только Чань не впал в прискорбную ошибку), видимо, и есть принц Карл-Хорст фон Маасмарк. И снова таинственные связи между Робертом Вандаариффом, Генри Ксонком и Министерством иностранных дел, казалось, сплелись в безнадежно запутанный клубок. Размышления на миг отвлекли Чаня, и он поднял голову. Доктор заметил его.

Доктор стоял рядом с безвольной фигурой Маасмарка у подножия лестницы и, чисто рефлекторно бросив взгляд в другой конец коридора, был потрясен, увидев там кого-то — и не просто кого-то, а совершенно незнакомую фигуру в красном. Чань знал, что благодаря коридору он находится вне пределов видимости остальных, и поднес палец к губам, призывая доктора к молчанию. Доктор уставился на него. Это был худой как смерть человек с бледной кожей, снежно-белыми волосами, выбритыми сзади и на висках чуть ли не на средневековый манер, и длинным хвостиком на затылке. Несмотря на всю его напускную уверенность, доктор не походил на человека действия, имеющего богатый опыт обращения с пистолетом. Чань демонстративно отступил, не отводя взгляда и показывая доктору, что ему следует убираться оттуда — немедленно. Доктор метнул взгляд на остальных и начал неловко подниматься по лестнице, подтаскивая за собой почти совершенно безвольное тело принца. Чань отступил еще дальше, и мысли его снова вернулись к увиденному им лицу Маасмарка: у того отчетливо были видны кольцевые ожоги вокруг обоих глаз.

Группа сгрудилась у нижней двери.

— Доктор, я не сомневаюсь, мы с вами еще встретимся, — раздался дружеский голос Граббе, — и спокойной ночи вашему милому принцу. — После этого заместитель министра пробормотал охранникам рядом с ним: — Если он упадет — возьмите его. Если нет — один из вас останется у двери, а другой пойдет за ним. Вы, — он отделил от остальных охранника, которого доктор привел под дулом пистолета, — останетесь здесь.

Двое охранников быстро исчезли из вида, пустившись вверх, а третий остался с пистолетом в руке. Граббе повернулся и вместе с Баскомбом и рыжеволосым щеголем направился назад по коридору — туда, откуда они и появились.

— Это не имеет значения, — весело сказал он им. — Мы найдем принца завтра, а с доктором можно разобраться на досуге. Никакой спешки нет. И потом, — тут он фыркнул и перешел на заговорщицкий тон, — у нас свидание с еще одним аристократом. Так, Роджер?

Они удалились за пределы слышимости. Чань медленно отступил еще шагов на десять — он снова оказался в тупике. Ему придется атаковать охранника, чтобы выбраться, или ждать здесь, если исходить из допущения, что когда эта компания уйдет, то заберет с собой и охранников. Он повернулся и опять двинулся по коридору, надеясь, что круг замкнется с другой стороны.

* * *

Чань ступал, держа перед собой трость обеими руками: одной — за рукоятку, другой — посредине, готовый в любое мгновение разъять ее на две половины. Он не мог точно сказать — преследователь он или преследуемый, но он знал, что, если не повезет, ему придется драться сразу с несколькими противниками, а это почти неизбежно грозит смертью. Если группа людей не впадет в панику, то одному из них непременно подвернется удобный случай, и их противник, сколь бы искусным он ни был, обречен. Единственная возможность, остававшаяся для этого человека, — атаковать внезапно и разбить группу на отдельных слабых людей, которых может обуять неуверенность. Неуверенность создавала короткие мгновения схватки один на один, разобщала группу, что, в свою очередь, порождало новую неуверенность — ярость против присутствия духа, страх, побеждающий логику. Но такая замысловатая стратегия оставляла дыры в его защите гораздо большие, чем сладкая улыбка миссис Уэллс, и если только его противники не теряли головы окончательно, а иными словами, если он не имел дело с неопытными, тупыми крестьянами, привыкшими к пьяным потасовкам, его шансы остаться в живых сводились к нулю. Лучше было вообще избежать столкновения. Он старался не производить шума.

Коридор описывал окружность, и в какой-то момент до Чаня стало доноситься низкое гудение из-за стены — из центрального помещения, — что уж оно собой представляло, было неясно. На полу перед ним внавалку лежало множество ящиков удлиненной формы, открытых и пустых; такие же ящики он видел в телеге на канале и в доме Роберта Вандаариффа, хотя здесь они были выстланы не оранжевым, а синим фетром. Гудение стало еще громче, потом звук усилился, и наконец Чаню стало казаться, что вибрирует сам воздух вокруг него. Чань закрыл уши руками. Неприятное ощущение переросло в невыносимую боль. Он споткнулся. Коридор заканчивался обитой железом дверью. Он пробирался через ящики (страшный, пульсирующий шум заглушал звук его неуклюжих шагов), расшвыривал их в стороны и никак не мог сосредоточиться. Он пошатнулся и закрыл глаза, потом опустился на колени.