Старое пианино - Ирина Лазарева Страница 36

— Нет, не таким. Сейчас он другой человек. Он стал мудрым и по-настоящему великим. Таким уже останется навсегда.

— Ох, ох! Сколько пафоса! Да он не сегодня-завтра концы отдаст.

— Это ничего не меняет. Но можешь не беспокоиться, умереть я ему не дам, иначе грош мне цена. Если уж он делает невозможное, то мне сам Бог велел! Да и не в моих правилах отступать! — Глаза у Михалыча вдруг грозно засверкали ослепительной голубизной, Ярик даже рот раскрыл от изумления.

— Ну ты даешь, старик, — сглотнул он. — Все не могу понять, кто ты такой. Чудной какой-то…

Ярослав рассказал Михалычу о происшествии в конюшне. Тот захотел осмотреть место. Как раз подошел Василий, и мужчины втроем направились к строению.

— Если там мертвяки лежат, то у нас будут проблемы с милицией, — тревожился Ярик. — Те серые громилы совершенно безбашенные, наверняка порвали бедняг на куски.

— Бедняги, как ты их называешь, намеревались нас всех перестрелять без малейших колебаний на этот счет. Неужели ты думаешь, что у них в мозгу происходили какие-то мыслительные процессы? Для них убийство — работа, дело техники, и обдумывают они дело только со стороны его исполнения.

— Я понимаю, что они выродки, но смерть их уж больно страшна.

— Смерть для любого человека страшна, особенно насильственная. Они такие же нелюди, как и серые, что их порвали. Не вижу разницы. Для меня они — из другого лагеря и достались тем, кого выбирали. Все по правилам.

В конюшне мертвых тел не обнаружилось. Незаметно было и следов борьбы. Резиновый шланг лежал свернутый на прежнем месте, даже пыль на нем была нетронута. На воротах не оказалось ни замков, ни щеколды или засова, причем скобы были выломаны давно, изъеденное временем дерево в местах слома искрошилось и почернело.

На балках под кровлей Василий засек какое-то движение. Он все еще надеялся отыскать таинственного коршуна, поэтому смотрел вверх, и на сей раз ему повезло. Черная птица прохаживалась по балке, посверкивая глазами, улетать пока не собиралась; поглядев сверху на вошедших, принялась чистить клювом перья с полным пренебрежением к присутствующим.

— Вот он, родной! — обрадовался Василий. — Я как чувствовал, что найду его здесь. Вы только посмотрите, какой великолепный экземпляр!

— Стоп! — перебил Михалыч. — Восторги отменяются. Птичка эта из свиты Себа, не вздумай к ней приближаться. Нет, до чего дошло, а? Средь бела дня шатаются здесь все, кому не лень. Один летает, где вздумается, другой свой кнут поганый распустил, черти шуруют в санузле…

— И воруют ценные головные уборы, — вставил Ярик.

— Говорю же, полный беспредел. А ну, пошел отсюда вон! — крикнул Михалыч птице. — И чтоб я больше тебя не видел! Попадешься на глаза, пеняй на себя!

Коршун забеспокоился, растопырил крылья, вытянул шею и зашипел на врага как склочный деревенский гусь.

Василий чуть ружье не выронил:

— Ну и местечко! Михалыч, лучше отойди, еще кинется.

— Не кинется. Потом перьев не соберет, он это знает.

Коршун сорвался с балки, пронесся над людьми с пронзительным криком и вылетел из сарая.

Ужинали в садовой беседке. Ярослав настоял. Он сказал, что расточительно и глупо не пользоваться чудесными летними вечерами, торчать в доме, где все исподволь захватывает гниль. Его жизнерадостная натура требовала кипучей деятельности, поэтому он подбил Василия съездить на уазике на местный рынок. Вернулись с мясом для шашлыка, овощами, фруктами и, само собой, выпивкой, раз уж решили кутнуть от души.

— Долой хандру, вытравим водочкой меланхолию, мужики мы или нет? А, Михалыч? Ты что, водки совсем не пьешь? — Ярик снимал ножом сочные румяные куски мяса с шампура и выкладывал горкой на большое фарфоровое блюдо. Рядом лоснились горячим масляным блеском печеные помидоры, перцы и баклажаны, аккуратно очищенные от обгоревшей корочки Василием. — Я тебя спрашиваю, Михалыч! Ты как не родной, честное слово. Не хочешь водки, есть красное вино.

— Михалычу медовуха нравится, — подсказал Максим. Несмотря на жару, он зябко кутался в плед и участия в подготовке к пирушке не принимал.

— Вы меня недооцениваете! — Ярослав торжествующе предъявил друзьям пузатую бутыль медовухи. — Я человек предусмотрительный. Так что, друг Михалыч, сегодня тебе не отвертеться.

— Ох, введешь ты меня в искушение, — улыбнулся тот и махнул рукой. — Ладно, наливай, авось не помру.

Леонид Ефимыч также от водки отказался, но согласился выпить немного вина. Максим сидел нахохлившись, ему никто не наливал — все знали, что строгий покровитель не позволяет ему пить спиртного, но сегодня Михалыч расщедрился, а может быть, хотел как-то взбодрить друга, сам настоял, чтобы Максим выпил с ним медовухи.

Постепенно застолье набирало силу, настроение у всех поднялось. Солнце село, надвигались сумерки, но Василий заблаговременно вкрутил лампочки взамен разбитых, беседку привел в порядок, выбросил отбитые куски камня, вымел щебень, сломанные ветки, и даже хорошенько промыл всю беседку водой из шланга, после чего в нее перенесли из дома садовые столы и стулья.

Ярик был тамадой и предлагал один тост за другим. Не прошло и получаса, как он полез обниматься к Василию и Михалычу.

Трезвее всех оказался Максим, но скоро и он начал улыбаться и сбросил покрывало с плеч.

Вдруг кто-то дернул его под столом за штанину. Собак и кошек Веренский не держал, да и пришлых не водилось в зачумленном поместье. Видимо, животных отпугивал за версту захвативший усадьбу бесовский дух.

Максим заглянул под стол и обнаружил чертенка Зета. Не слишком удивился, так как друзья рассказывали ему о сцене в сарае и красочно описали своего спасителя.

— Тебе чего? — тихо спросил Максим.

— Пахнет вкусно. Дай кусочек мяса, — жалостливо попросил плутишка.

Максим протянул руку к блюду, но тут Михалыч сказал:

— Чую нечисть под столом! Ну-ка вылезай, попрошайка. Я же говорю, совершенно распустились вражьи дети.

Зет исполнил приказание и встал поодаль с видом раскаявшегося грешника. Красная бейсболка все еще красовалась на его голове.

— Перво-наперво верни шапку хозяину, — не смягчился Михалыч. — Может, еще чего стащил? Выкладывай, не то сам дознаюсь, надаю по рогам.

Зет стянул с головы кепку и, глядя в сторону, протянул Ярославу.

— Да ладно тебе, Михалыч, не шпыняй мальца. — Ярик находился в отличнейшем расположении духа. — Я ж пошутил. Пусть забирает. Дарю! Подумаешь, кепка. Чертеныш нам с Васей, можно сказать, жизнь спас.

— Я прямо прослезился, — сказал Михалыч, обгрызая косточку. — Черт, он и есть черт, пакостник и бестия, для добрых дел не приспособлен по природе своей. Из сарая вас вывел, потому что хозяин велел. Впрочем, раз тебе хочется, дари свою кепку.