В плену у призраков - Джеймс Герберт Страница 36

Острый конец удилища царапает щеку, на ней появляется кровь, и Дэвид кричит от боли.

Он проводит пальцами по щеке и потом внимательно смотрит на оставшиеся на них красные полоски.

Девочка пятится от него назад, но отнюдь не от страха – она хохочет, издевается над ним, насмехается над его царапиной. Она подходит к самому краю берега и с презрительной усмешкой, портящей ее личико, поворачивается и медленно бросает удилище в реку. Бамбуковую палку подхватывает сильным течением и стремительно несет на середину бурного потока.

Отнюдь не один этот хладнокровный и презрительный жест приводит мальчика в ярость – это уже далеко не первая злобная выходка его сестры. Годы изощренных и жестоких издевательств копили в его душе отчаяние и гнев, но до сих пор ему удавалось прятать их глубоко в груди. И вот теперь долго сдерживаемая ярость смела все преграды и вырвалась наружу. Широко расставив руки и кипя от ненависти, он бросается к сестре, намереваясь схватить ее.

Точно так же, как прежние ее издевательства пробудили в нем ненависть, эта ненависть породила в душе ее страх. Пытаясь увернуться, она пятится назад.

Дэвид уже видит опасность, руки его вновь напрягаются, тянутся вперед, на этот раз чтобы удержать ее.

Но она не понимает его истинного намерения, а быть может, слишком презирает и ненавидит, чтобы позволить ему дотронуться до себя. Еще один шаг назад... И она падает...

Он успевает схватиться рукой за ее платье, и это резкое движение заставляет его потерять равновесие, тянет его вперед. Брат и сестра вместе падают, тела их тесно соприкасаются друг с другом. Они оба оказываются в реке.

Холодные, ледяные объятия воды. Мутное пространство, наполненное приглушенными звуками, теснящимися тенями. Лишающая возможности дышать серая мгла.

Мальчик выныривает на поверхность, но не благодаря силе воли или ловкости – просто подводные течения, словно поплавок, выталкивают его наверх. Он переворачивается на спину, удерживая над водой голову, и хватает ртом воздух, краем глаза успевая увидеть бегущего к реке отца и следующую за ним по пятам мать с зажатой в руке корзинкой для пикника. Рты их широко раскрыты в крике, но до него не доносится ни звука.

Чьи-то сильные руки вновь утаскивают его под воду, и он закрывает глаза, на которые, причиняя боль, давит мощный поток. Он понимает, что кричать нельзя, потому что горло и легкие тут же наполнятся холодной серой водой, но все-таки не в силах сдержать вопль.

Теперь уже его действительно подхватывают чьи-то руки, и в бурлящей воде он видит рядом с собой отца. Эти руки выхватывают его из других объятий, и он сейчас похож на сломанную куклу, за которую борются, вырывая ее попеременно друг у друга, два претендента – бешеное течение и властный человек. И постепенно человек выигрывает эту битву.

Дэвиду снова удается приподнять над водой голову, и на этот раз он видит темные волосы сестры, мелькающие пока еще не очень далеко, но стремительно уносимые прочь.

Дэвид чувствует, что ударяется о берег, руки матери, наконец-то бросившей корзинку, вытаскивают его, промокшего и обессиленного, наверх. Отец снова бросается в глубину, лихорадочными движениями будоража воду. Он ныряет, и на какое-то мгновение в воздухе мелькают его ноги, а женщина и прижавшийся к ней всем телом мальчик сидят на тропинке и в ужасе наблюдают за ним.

Время, кажется, тянется бесконечно. Но вот наконец отец появляется над водой, хватает ртом воздух и снова исчезает в глубине.

Для мальчика наступает вдруг Абсолютная тишина, вокруг него наполненная скорбью и страданием пустота, лишенная звуков и времени. Но движение осталось: течение бурного потока, трава, склоняющаяся под порывами легкого ветерка.

Бесконечное ожидание, полное неопределенности затишье.

Оно было нарушено воплем отчаяния отца, вновь вынырнувшего на поверхность и теперь уже окончательно осознавшего, что его дочь навсегда исчезла в холодной и мрачной глубине.

Дэвид вздрагивает, потрясенный беспредельным отчаянием и горем, прозвучавшими в крике, а мать еще теснее прижимает его к себе, обхватывает руками, словно пытаясь защитить ребенка, навсегда удержать его в безопасности.

Он прячет лицо у нее на груди, одним глазом косясь на реку, похитившую сестру. Отец приближается, крики и плач его становятся все громче... Взгляд мальчика затуманивается, а шум реки превращается в поистине оглушительный грохот...

* * *

...Голова Эша лежала на подушке рядом с головой Кристины, и перед его глазами стоял такой же, как и тогда, на берегу, туман. Лишающая возможности двигаться и даже дышать боль тоже была не менее острой.

– Я так и не осмелился сказать им, – ровным голосом произнес Эш, – я никому не сказал, что все случилось по моей вине, что это я столкнул Джульетту в воду.

– Но это ведь был несчастный случай! – ответила Кристина.

– Нет, я хотел, чтобы она утонула. Я словно обезумел в тот момент и желал ей смерти. Да, я пытался помочь ей, но... но когда мой отец выбрался из реки, я почувствовал облегчение, какая-то темная часть моего существа радовалась. – Это признание, сделанное после многих лет неуверенности и отрицания, до глубины души потрясло его. – Я не знаю, что мучило меня больше все эти годы – сознание вины за то, что я сделал, или угрызения совести за мои мысли после этой трагедии.

– И все эти годы вы казнили себя? Но вы ведь были маленьким мальчиком!..

– Я так боялся, что меня накажут. Меня не покидало сознание того, что я заслуживаю наказания за этот ужасный поступок. Мне казалось, что все узнают о нем и прочтут на моем лице мои мысли. А мои родители никогда не простят меня, когда узнают... Джульетта никогда не простит меня...

– Джульетта?

Эш перевернулся на спину и уставился в потолок, избегая встретиться глазами с Кристиной.

– Иногда мне кажется, что я вижу ее, как будто краешком глаза. Я замечаю какую-то зыбкую тень, а когда поворачиваюсь, она тут же исчезает. И все же что-то остается... Мне кажется, я вижу ее такой, какой она была тогда – одиннадцатилетней девочкой, и одета она в то же платье, что... что и в тот день.

Он закрыл глаза, и перед его мысленным взором явственно предстал образ Джульетты. Но не ее лицо – оно было как в тумане, черты лица невозможно было различить. Взгляд ни на чем не фокусировался. Еще более расстроенный этим неясным видением, призрачным обликом мертвой сестры, Эш снова открыл глаза.

– Ночью, накануне похорон, я услышал ее голос. Она звала меня. Я спал, и голос ее ворвался в мой сон. Когда я проснулся, она все еще продолжала звать меня. Тело ее лежало в открытом гробу на первом этаже дома. Я потихоньку прокрался туда – мне было очень страшно, но я не в силах был противостоять ее зову. Я должен был ее увидеть. Возможно, в глубине души я хотел, чтобы она вновь ожила, или, быть может, стремился снять с себя груз вины. – Дыхание его сделалось неровным, и он с трудом продолжал: – Джульетта пошевелилась, Кристина. Ее тело пошевелилось в гробу. И она говорила со мной.