Ужасы и кошмары - Альбина Нури Страница 35

Родители поглядели друг на друга, потом на сына.

Когда Женя был маленький, мама постоянно читала ему вслух. Однажды она прочла «Жил на свете человек, скрюченные ножки…» Забавное детское стихотворение напугало ребенка так, что у него поднялась температура.

Женя живо представлял себе скорченное горбатое создание с уродливым, растянутым в безумной улыбке лицом и алыми глазами, поселившееся в его комнате. Несколько ночей мальчик почти не спал, но и после, когда пережитый ужас немного забылся, просил не выключать ночник.

Мама больше не читала ему тот стих, даже книгу выбросила, но Скрюченный человек накрепко врезался в память. Пусть Женя и забывал про него, он все равно существовал где-то рядом, в подсознании.

А теперь вылез наружу.

– Тут никого нет. – Мама погладила Женю по голове.

– Ты же понимаешь, что его не существует, да? – спросил папа. – Скрюченный человек – просто персонаж из детского стишка.

Когда утром родители предложили договориться с классной руководительницей, чтобы Женя побыл пару дней дома, он отказался. Уж лучше быть в школе, там полно людей.

Одноклассники откуда-то знали о случившемся.

– Отмучался бомжик, – весело сказал Влас и закатил глаза: – А некоторые такие нервные.

Женя, у которого нервы и правда были на пределе, подскочил к нему, впервые в жизни чуть не затеяв драку. Насмешка Власа вывела Женю из себя, и разозлился он не на то, что одноклассник посмеялся над ним, а на слова про «бомжика».

Их бросились разнимать, прозвенел звонок, и вошедшая в класс учительница истории закричала:

– Прекратите немедленно! К директору хотите? Вы чего тут устроили?

Когда ребята успокоились и расселись по местам, кто-то из сидящих на первых партах объяснил, из-за чего началась драка, упомянув про умершего бездомного. Учительница погрустнела, нахмурилась.

– Я его знала. Раньше, когда он еще не… – Она откашлялась. – Это Владимир Константинович Новиков, он в нашей школе работал.

– Сторожем? – влезла Олечка.

– Почему? Нет. Учителем географии. Давно уже, молодые учителя не застали его, а я помню. Он еще меня учил, когда я в эту школу ходила. А потом после вуза устроилась сюда, Владимир Константинович продолжал работать. Лет сорок, наверное, преподавал. Или больше.

– А потом что? – громко спросил Женя, чувствуя странный холод в груди.

Вспомнилось некстати, как дети задирали бомжа, а он не злился, смеялся вместе с ними. Дети… Всю жизнь он, оказывается, с ними работал.

– Потом… Знаете, как бывает. Жена умерла. Внук его уговорил дарственную на квартиру написать. Вот и…

– А что же никто из учителей ему не помог, когда он на улице оказался? Если знали его? Как же взаимопомощь, взаимовыручка?

Вопрос был неудобный, учительница покраснела. Потом рассердилась, не ответила Жене, начала объяснять классу новую тему.

После уроков пришлось остаться на факультатив, а потом – на дежурство, но если обычно внеклассная работа раздражала, то сейчас Женя был только рад отвлечься и потому не торопился домой.

Давно закончились уроки, школа постепенно пустела, ученики и учителя расходились по домам, смех и голоса таяли в коридорах и на лестницах. На улице стемнело, в школе зажегся свет, и здесь, внутри, было уютно. Наружу, в темень и холод, идти не хотелось. Но надо. Сколько можно тут торчать?

Решив, что мимо дома, возле которого умер старый учитель, проходить ни за что не станет, Женя закинул ранец на плечо и двинулся к лестнице. Он уже миновал два пролета, оставалось спуститься со второго этажа на первый, когда лампы под потолком замигали, затрещали и погасли. В коридоре свет был, и Женя толком не успел испугаться, но потом увидел тень.

Нечто приближалось к лестнице, разрасталось, чернильными струями растекаясь по полу. Сначала оно напоминало извивающиеся плети винограда, потом появилось изогнутое, кривое тело… Скрюченный человек – это был он!

Женя замер на ступеньках, покорно ожидая, когда громадная вывернутая фигура покажется целиком. Страх был невыносим, но бежать – некуда. Ясно уже, что Скрюченный человек везде его найдет.

– Почему ты преследуешь меня? Что я сделал? – в отчаянии закричал Женя.

В эту секунду зажегся свет. А вместо Скрюченного человека в коридоре показалась Юлия Семеновна, школьный библиотекарь.

– Ты чего орешь? – Она, видно, испугалась. – Сердце чуть не выскочило!

Библиотекарь.

Библиотека, дверь в которую была видна с того места, где стоял Женя.

Шестеренки в голове заработали, задвигались. Он начал понимать…

– А библиотека еще открыта? – спросил Женя.

– Пока да. До шести, – недовольно проговорила Юлия Семеновна.

Спустя полчаса Женя листал альбомы с фотографиями. Он и не знал, что в школьной библиотеке хранятся фотоальбомы с выпусками разных лет, с момента основания школы в 1958-м году.

Вот каким он был, Владимир Константинович Новиков. Пришел в новую школу в начале шестидесятых, преподавал, по всей вероятности, до две тысячи седьмого (после этого года снимков с ним не было).

С фотографий на Женю смотрел худощавый мужчина с густыми темными волосами – поначалу совсем молодой, потом становящийся все старше, пока волосы его не поседели, а лицо не покрылось морщинами. Учитель географии стоял в окружении учеников и коллег, камера часто запечатлевала его улыбающимся открытой, наивной, немного детской улыбкой. Жене подумалось, что географ, наверное, не кричал на своих учеников и редко их наказывал.

А потом жизнь наказала его.

– Вы знали Владимира Константиновича? – спросил Женя.

Библиотекарь покачала головой: нет.

– Сегодня в учительской про него говорили. Некоторые знали. Говорят, похоронить некому.

Женя отдал альбомы Юлии Семеновне и вышел из библиотеки.

Он знал, зачем приходил Скрюченный человек. И больше его не боялся. Женя, к стыду своему, отлично понимал: если бы не страх, не ужас перед появлением монстра, он забыл бы о существовании несчастного бомжа. Его смерть выветрилась бы из памяти, а подробностями жизни он и не подумал бы интересоваться.

– Мы должны что-то сделать! – горячо и громко говорил Женя родителям, когда они вернулись с работы. Он рассказал им трагическую историю старого учителя географии, которым оказался умерший бездомный. Изумленные, немного напуганные его напором, слушали они сына.

– Это страшно, и я рада, что ты хороший человек, что тебя не оставляют равнодушным такие вещи… – начала мама, но отец ее перебил.

– Скажи, как теперь надо поступить? Чего ты хочешь добиться?

Он был более прагматичен, сразу перешел от эмоций к делу.