Отдел - Алексей Сальников Страница 34

— Да кто с тобой носится? — возмутился Молодой и некрасиво искривил свое и без того некрасивое лицо, ставшее еще уродливей под воздействием алкоголя — бледнее в тех местах, где прыщей не было, и краснее в тех местах, где прыщи были.

Игорь не нашелся, что ответить, но Игорь Васильевич вступился за него.

— Да нет, все правильно, носимся, — сказал он, — у нас просто ротация большая среди тех, кто допрашивает, какая-то херь вечно с ними, что уж скрывать. Бегут люди только так. Один реально сбежал, найти не можем.

— Есть подозрение, что в дауншифтинг ушел, — сказал Молодой, — через каких-нибудь случайных знакомых.

— Видимо, не всем дано людей допрашивать и знать, что их через сто с лишним вопросов в живых не будет, — сказал Игорь Васильевич. — Чего тут только не было. И пострелушки пытались устраивать. Один в дурку залег, возможно, что навсегда. Видимо, разговор влияет на восприятие. Одно дело, когда тебе говорят, что это враги народа там, не знаю, кто еще, а совсем другое, когда вообще не знаешь за что.

— Да ладно тебе, нашли тоже проблему, — возразил Молодой. — Взяли бы какого-нибудь палача из милиции, который на пытках попался. Каждую третью воспиталку детсада возьми, они будут домой приходить и спокойно засыпать.

— Так брали ведь уже, — сказал из угла Фил.

— Ага, — поддакнул ему Игорь Васильевич, — и чем это закончилось?

Самое интересное, что Игорь Васильевич не стал говорить, чем это закончилось, а продолжил:

— Почему-то всегда находится кто-то, на ком допросчик ломается. Ломал человек ребра невинным людям, ради палочек в отчетах, а тут — херак, не выдержал, что бомжа грохнули, от которого он сам нос воротил.

— А сами-то вы как? — спросил Игорь и посмотрел на Фила и на Игоря Васильевича.

Они переглянулись. Игорь ощутил, что между ними пробежал такой взгляд, какого ему никогда не понять.

— Я ведь уже объяснял неоднократно, — сказал Игорь Васильевич, — людей масса гибнет и без нашей помощи. Но чтобы их еще больше не погибло, нужно убирать тех, кто представляет угрозу. Если государство сказало, что они представляют угрозу, значит, там знают что-то, чего мы не знаем.

— Это нацизм какой-то, — сказал Молодой. — Я тут полностью замешан, своего участия не отрицаю, не говорю, что я весь в белом, но что-то фашистское в твоих взглядах. Так, знаешь, коменданты концлагерей говорили на судах.

— Нацизм — это когда пачками людей уничтожаешь, — возразил Игорь Васильевич, — по этническому или какому другому принципу. А мы, как видишь, так далеко не заходим.

— Нет, я имею в виду, что вы так спокойно приказы выполняете оба, — сказал Молодой.

— Ну так ведь кто-то должен их выполнять, — сказал Игорь Васильевич. — Причем, как ты сказал, «спокойно». Иногда через это «спокойно» приходится их выполнять. Но это вопрос веры. Вот ты, например, в бога не веришь, и я не верю, я верю в государство и что оно необходимо. Ты во что-то тоже веришь. Любая вера так или иначе убивает. Каждая идеология жертв требует, без этого никак. Тот же капитализм много жизней уносит, но ты деньгам это в упрек не ставишь.

— Анархизм не требует ничего, — сказал Молодой, — он вообще отрицает всякую власть человека над человеком.

— Это он на словах отрицает, — сказал Игорь Васильевич. — У муравьев это, может, и прокатило бы или у пчел, но мы-то обезьяны, просто высокоорганизованные, мы в любом случае будем иерархию выстраивать, хотим мы этого или нет. Уже в самой идеологии анархизма спрятано насилие над человеческой природой, потому что он заставляет быть человека не тем, кем он является. Или быть тем, кем он не является. Или как я раньше сказал?

— Да ты уже и так и так сказал, — откликнулся Фил на адресованный Молодому вопрос.

— Похоже, тебе уже хватит, — заметил Молодой Игорю Васильевичу.

— Тебе еще несколько раз придется сказать, что мне хватит, когда правда будет хватит, — сказал Игорь Васильевич со знанием дела, но хриплым от опьянения голосом. — И как бы ты раньше в аут не ушел. Тут так-то и пить нечего.

— Ты же сам поймешь, когда ему будет хватит, — сказал Фил Молодому, — ты этот момент не пропустишь.

— Это когда он на мне всякие захваты начнет показывать? — слегка возмутился Молодой. — Надеюсь, до этого мы разъедемся уже.

— Это от меня зависит, разъедетесь вы или нет, — усмехнулся Фил. — Вы так-то уже хороши.

Тем не менее просидели они еще достаточно долго. Постепенно теплота и покой в теле Игоря сменились на речевое оживление, потому что все стали рассказывать про книги и сериалы, а Игорю непременно нужно было вставить свое мнение в общий хор. При том что Игорь каждую секунду контролировал себя, наступил момент, когда осталось для него только это настоящее, на котором нужно было балансировать, как циркачу на проволоке. Затем наступил предсказанный Филом момент, когда на любую фразу Молодого Игорь Васильевич предлагал обучить его всяким болезненным захватам, чтобы у того в жизни все было хорошо и за него не нужно было бояться. Игорю уже отшибло алкоголем все эмоции, кроме веселья, поэтому ему казалось смешным болезненное верещание Молодого, его даже позабавила мысль, что Игорь Васильевич может случайно свернуть коллеге шею. С каждым болезненным воплем Молодого Игорь смеялся, представляя растерянную морду Игоря Васильевича, стоящего над бездыханным телом.

Затем была не менее смешная сценка, когда Фил пытался забрать у Игоря Васильевича ключи от машины, но тот не давался, утверждая, что еще в силах развезти всех сам и старался захватить Фила, но тот уворачивался. Игорь тоже чувствовал себя способным доехать до дома самостоятельно, но все никак не мог найти ключи от машины, потому что они остались в повседневной его одежде (об этом он догадался, когда протрезвел).

Затем в памяти Игоря наступил окончательный провал, потому что они пили за отъезд с рабочего места, сидели на дорожку и несколько раз пили «по последней». Следующее, что помнил Игорь утром, — это как они — Игорь, Молодой и Игорь Васильевич — стояли возле гаража и смотрели, как Фил выруливает наружу в обширном автомобиле Игоря Васильевича, пока сильный ветер с мелким острым снегом дул прямо в их лица.

Последовал очередной провал в памяти. Очнулся Игорь из-за телефонного звонка, который сначала весьма долго наигрывал веселую мелодию прямо у него во сне, где продолжалась пьянка, работал телевизор, горела желтая лампа под потолком, только были они там в полном составе, включая Рината, Сергея Сергеевича и убиенного Дмитрия, еще была там большая черная собака, ходившая меж людьми и дававшая Игорю тяжелую лапу. Игорь поднял трубку, выслушал ругань жены, и только в процессе ругани, оглядевшись по сторонам, догадался, что он не дома, а все еще находится в машине Игоря Васильевича, пристегнутый к переднему пассажирскому сиденью, в то время как Фил держится за руль двумя руками и поглядывает на Игоря не без упрека.

— Да мы тут с ребятами напились, — честно сказал Игорь жене, помахивая рукой Филу, сигнализируя, что сейчас он объяснится с женой и дойдет очередь и до объяснений с Филом. — День тяжелый был просто, вот и все.