Заклятие дома с химерами - Эдвард Кэри Страница 34

— Но это лишь слова, сказанные так, словно они ничего не значат.

— «Заварной крем-концентрат Берда, никаких яиц, продается везде»!

— Достаточно.

— Еще? Есть еще, гораздо больше. «Пилюли Бичема от нервов и мигреней, всего одна гинея за упаковку».

— Ладно, ладно.

Мы еще посмоговали в тишине.

— Люси Пеннант, — спросил он, — ты знаешь что-нибудь о моей тетушке Розамути?

— Пару раз о ней слышала, — сказала я, краснея.

— Ну, видишь ли… Как бы это сказать, моя тетушка Розамуть… Ну, она… Нет, не так. Я не слишком люблю тетушку Розамуть. Да, но как бы начать… Когда мы, Айрмонгеры из Дома-на-Свалке, рождаемся на свет, нам — каждому из нас — что-то дарят… что-то, что мы всегда должны носить с собой… Нет, опять не так. Я начну сначала. Люси?

— Да, что?

— Люси!

— Да?

— Веди себя очень тихо. За диван, быстро!

И вновь я ничего не услышала, но Клод прижал ладони к ушам и смертельно побледнел. И вновь он оказался прав. Задолго, задолго до того, как я это услышала, он понял: что-то приближается. Это что-то казалось очень большим, и ужасный грохот предшествовал ему. Казалось, он сотрясал всю комнату. Махина все приближалась и приближалась, пока не затряслось все вокруг. Помещение наполнил ужасный запах газа. Клод был в такой панике, что, казалось, вот-вот закричит. Я притянула его к себе и зажала ему рот. Но вскоре громыхание стало удаляться, становясь все тише и тише. Тогда я отпустила Клода. Он огляделся. На его лице читался неподдельный ужас.

— Что это было? — спросила я.

— Это был… — сказал он слабым голосом. — Это был кто-то, несущий что-то очень громкое по имени Роберт Баррингтон.

— Кто такой Роберт Баррингтон?

— Точно не знаю. Я никогда раньше не слышал эту штуковину и не знаю, для чего она и кому принадлежит. Но я не думаю, что оставаться здесь — это хорошая идея. Теперь тут небезопасно.

Он снова взял меня за руку, вытащил из Смоговой и очень тихо повел вниз по лестнице мимо спящего за столом человека в форме, мимо громадных часов. Наконец мы оказались в каком-то огромном зале, которого я раньше никогда не видела и даже не догадывалась о его существовании.

— Вот мы и пришли, дорогая Люси.

— Дорогая Люси?

— Как ты уже поняла, это — Мраморный зал.

— Он очень велик, не так ли?

— Вот Великий сундук. В нем хранят предметы рождения умерших Айрмонгеров. Если хочешь, я расскажу тебе о паре из них. Вон та мочалка для классной доски принадлежала моему отцу. Рядом с ней лежит маленький ключик от фортепиано. Он принадлежал моей матери.

— Ты показываешь мне своих родителей?

— Да.

— Спасибо тебе, Клод, — сказала я очень искренне. — Это честь для меня.

— Я не знал никого из них. Но я часто прихожу сюда, чтобы посмотреть на их Предметы и поразмышлять — как будто я лучше их узнаю, рассматривая весь этот хлам. Все эти жизни из прошлого. Вот трость прадедушки Эдвальда.

— А это что?

— Это нарваловый бивень двоюродного прадедушки Докина, а рядом с ним — морская раковина его жены Осты. А вот красный коралл двоюродной бабушки Лупинды.

— А кому принадлежали эти маленькие часы?

— Эти позолоченные часы принадлежали Эмомуэлю, он умер больше ста лет назад. А это широкий меч его брата Освильда. Они пришли из тех времен, когда предметы рождения были прекрасны, не то что все эти щетки и чернильницы, промокашки и вантузы. Тогда людям дарили фигурки слонов, вырезанные из слоновой же кости, позолоченные армиллярные сферы, заводных птиц и красивые пуфики для ног. Но теперь все изменилось, поскольку бабушка говорит, что нам нужны предметы на каждый день, так как мы живем в век практичности.

— Шкаф накрепко заперт, правда?

— О да, его всегда запирают и открывают лишь тогда, когда кто-то умирает.

— Детский башмачок. Грустно.

— Да нет, он принадлежал двоюродному дедушке Фратцу, он дожил до девяноста трех лет. Грусть навевают эта матерчатая кепка, тот волчок и вон та гильотина для сигар. Их владельцы умерли очень молодыми. Еще грустно смотреть на солонку и перечницу.

— Близнецы?

— Верно. Тиф.

— А что это за предметы в маленьком убогом шкафчике рядом с большим? Коробочка для пилюль, скакалка, стеклянная ваза и стеклянный глаз — чьи они?

— Они принадлежали Айрмонгерам-самоубийцам, — сказал Клод.

— Бедолаги. Нет, мне больше нравится большой шкаф. Толстое стекло, правда?

— Такое же толстое, как то, что используется в глубоководных шлемах. В правом нижнем углу есть маркировка. «ПРЕББЛ И СЫН, ПРОИЗВОДИТЕЛИ СТЕКЛА ДЛЯ ГЛУБИН». Ну вот, это Мраморный зал и Великий сундук.

— Спасибо тебе. Большое.

— Я показал тебе несколько комнат, не так ли?

— Да, показал.

— А теперь я спрошу тебя кое о чем. И буду говорить более чем прямо.

— Давай, не тяни.

— Думаю, что под волосами и чепчиком ты прячешь дверную ручку моей тетушки Розамути.

— Я… как бы это… ну… Не могу сказать, что это не так.

— Я знаю, что это так, Люси, и это неправильно.

— Как ты узнал? Может, у меня ее нет?

— Я слышу ее.

— Это дверная ручка! Ты не можешь слышать…

— Сейчас ее голос очень слабый… он похож на шепот. Я слышу, как она разговаривает, произносит свое имя.

— Полная чушь, тебе не кажется? Не пытайся меня запугать.

— Она говорит: «Элис Хиггс», очень слабым голосом. Ее слова едва слышны.

— Это всего лишь слова. Они ничего не доказывают.

— Тогда сними свой чепчик.

— Нет!

— Пожалуйста, Люси. Пожалуйста. Это небезопасно. Больше нет.

— Чур, мое! Я нашла!

— А они найдут тебя. И я сомневаюсь, что после этого они будут считать тебя своей.

— У меня больше ничего нет! Вообще ничего! Ничего на всем белом свете! Ни единой вещички, Клод, ни единой! Ты не станешь забирать ее у меня, ведь правда? Ее вес так приятен — замечательная маленькая тяжесть.

— Я должен забрать ее у тебя и отнести тетушке Розамути. После этого, думаю, все закончится, все встанет на свои места. Городские Айрмонгеры вернутся в город, и все снова будет хорошо. Я буду видеться с тобой каждую ночь, обещаю. А ты будешь в безопасности. В полной безопасности. Как только отдашь мне дверную ручку. Но если ты не отдашь ее мне, они продолжат искать тебя и вскоре найдут. И тогда, ох, Люси, если они поймают тебя с дверной ручкой, я и представить себе не могу, что они с тобой сделают. Это будет просто ужасно. Однако что бы с тобой ни сделали, ясно одно: если они найдут эту штуку в твоем чепчике, тебе этого не простят. И тогда тебя уж точно, абсолютно точно никогда больше не пустят наверх, и я никогда тебя больше не увижу. От этой мысли я прихожу в ужас. Отдай мне ее, Люси. Отдай мне ее сейчас, Люси Пеннант, прошу, позволь мне помочь тебе!