Джек. Поиск возбуждения - Антон Ульрих Страница 34

Едва лишь вы приступаете к еде, как музыканты с невообразимыми для европейца музыкальными инструментами усаживаются подле и начинают наигрывать нечто тягучее и монотонное. Тут же откуда-то из занавешенной ниши выходит полуголая девушка в шароварах, босоногая, с открытым торсом, но плотно закрытой цветастым платком нижней частью лица, и начинает выделывать животом немыслимые для европейки движения. Она двигает сначала животом, затем бедрами в такт музыке, которая звучит все громче и быстрее. Вы смотрите на это буйство, и постепенно ваша плоть набухает и напрягается. Вас охватывает плотское желание, и в тот самый момент, когда вы уже готовы броситься на девушку, музыка внезапно смолкает и танцовщица ловко скрывается за занавеской. Не знаю, какое чувство испытали в тот момент другие путешественники по Египту, но лично я испытал облегчение. Мусульманские законы весьма суровы в отношении обладания чужой женщиной.

Несмотря на эти трудности, я сумел ублажить себя в Каире. Этому поспособствовала, как ни странно, моя склонность к чистоте. Устав за день от осмотра местных достопримечательностей, я отправился в знаменитые турецкие бани. Там-то я и испытал неописуемое блаженство. Сначала я долго распаривал свое тело в некой купели, наполненной паром. Из-за густоты пара я не видел соседей, стоявших, как и я, у бортика и обливающихся потом. Наконец, когда мне стало казаться, что еще немного – и я, скинув остатки своего веса, взлечу на воздух, подобно воздушному шару братьев Монгольфье, ко мне подошел банщик и отвел меня в отдельное помещение. В помещении ничего не было, кроме большого деревянного лежака, накрытого белоснежной тканью, и стоявшего подле него столика с множеством масел, благовоний и питательных кремов. Едва я улегся на лежак, как в помещение стремительно вбежал юркий, маленький и чрезвычайно жилистый араб, который принялся с силой мять и растирать мое тело. Массаж длился очень долго. Видимо, не удовлетворившись результатом, полученным во время обычного массажа, араб вскочил на меня и принялся топтать ногами, впрочем, весьма ловко и не только не больно, но даже приятно. Каждая клетка плоти размякла и легко поддавалась насилию. Когда массажист ушел, я хотел уже было подняться с лежака, но тут в помещение вошли два темнокожих мальчика, совершенно голые, которые вновь уложили меня обратно и своими тонкими умелыми ручками стали втирать поочередно то масла, то кремы, то благовония. Такого блаженства я еще ни разу до этого не испытывал. Мальчики ловко переворачивали меня, клали на бок, на спину, на живот, все время гладя мое тело. Не стану передавать всего того, что они со мной делали, добавлю лишь, что от них не укрылось ни одно интимное место.

Путешествие становилось все лучше и лучше.

Проехав Суэцкий канал на верблюдах, я вновь сел на корабль, который после долгого плавания доставил меня в Бомбей. Это была Индия – место, куда я стремился попасть с того самого времени, как услышал захватывающие рассказы об этой сказочной стране от тетушки Аделаиды и кузины Долорес.

Индия – это место, где, как давным-давно сказала мне кузина, можно делать абсолютно все, но лучше всего – вовсе ничего не делать. Всегда теплый климат, способствующий земледелию, удивительная по красоте природа, загадочная культура, первые ростки цивилизации, которые только сейчас стали пробиваться в этой стране, столько лет бывшей колонией, но до сих пор не развитой, и сами индийцы, доброжелательные, наивные, – все это пленило меня, едва я сошел с трапа корабля на пристань Бомбея. Целый месяц понадобился мне, чтобы осмотреться и как-то приспособиться к новому климату и совершенно иной, нежели в Англии, жизни, которой здесь жили не только местные жители, но и сами англичане. Вскоре зима перевалила через Рождество, грозя ежедневно наступающей жарой. Тогда я отправился на север страны в Дели.

За месяц проживания в Индии я многое успел повидать, однако железнодорожный вокзал, в котором я оказался впервые, оставил в моей памяти неизгладимое впечатление. Представьте себе огромное каменное здание, построенное по последнему слову архитектуры, длинный паровоз с множеством вагонов трех классов – гордость машиностроения – и огромную многолюдную толпу индийцев. Кого там только не было: высокородные правители со слугами, носящими за своими хозяевами опахала; чиновники, чрезвычайно важные, в форме с блестящими медными пуговицами, делавшей их похожими на переодетых мартышек, которых в Индии было видимо-невидимо; купцы, беспрестанно понукавшие помощников, нагруженных тюками так, что из-под них торчали только голые ноги и головы; факиры и заклинатели змей, несущие под мышкой небольшие плетеные корзины, плотно закрытые крышкой, откуда изредка раздавалось грозное и недовольное шипение; какие-то грязные оборванцы с всклокоченными нечесаными волосами, на которых из одежды была только набедренная повязка и великое множество бус и четок, перекинутых через шею, тощие, с обсыпанными пеплом телами, беспрестанно что-то бубнившие себе под нос, отчего находившиеся рядом индийцы начинали им почтительно кланяться. Человеческое море, заполнившее вокзальную площадь перед паровозом, шумело, галдело, ругалось, плакало, смеялось, пело, садясь в вагоны и создавая путаницу и суету, над которой с неизменно каменной улыбкой наблюдали кондукторы, стоявшие у раскрытых вагонных дверей в новеньких синих фуражках с красными околышами. Сквозь толпу ловко протискивались многочисленные продавцы сладостей, разносчики воды и лимонада, торговцы веерами и даже писцы, призывно предлагавшие отправляющимся написать последнее письмо, прежде чем «железный пойезд», а именно так называли индийцы поезд, унесет их демоническими силами далеко-далеко.

Признаться, мне чрезвычайно любопытно было наблюдать за всей этой людской толпой, и я, сидя в купе вагона первого класса, огромными от любопытства глазами смотрел в настежь раскрытое окно. В какой-то миг я даже пожалел, что не взял билет второго класса, так как там можно было увидеть гораздо больше различных диковин, нежели в моем, истинно английском, чопорном, как сама королева Виктория, первом классе. Конечно, я понимал, что, будучи белым человеком, притом джентльменом, я не должен находиться всю дорогу подле местных, которые к тому же выглядели весьма нечистоплотно, однако я за тем и отправился в путешествие, чтобы познать эту удивительную страну, а стало быть, не должен пренебрегать временным обществом индийцев. У меня всегда вызывали удивление соотечественники, которые, отправляясь в путешествие, предпочитали ограничивать себя в общении с коренными жителями и даже полностью исключить контакты с ними. Зачем тогда было отправляться в путь, ведь есть же прекрасно иллюстрированный журнал Британского географического общества.

Сидевший напротив меня пожилой господин, судя по бронзовому загару, живший в Индии уже достаточно давно, с невозмутимым видом читал «Таймс», совершенно не обращая внимания на шум и гам за окном. Было видно, что подобная сутолока и шум, которым невежественные и импульсивные индийцы сопровождают любое событие своей жизни, будь то свадьба, похороны или простой проезд по железной дороге, давно уже приелись ему и не вызывают даже раздражения. Я же не мог оторваться от внезапно возникшего за окном зрелища, столь колоритного, что оно полностью захватило мое внимание. Неожиданно шумная толпа, еще несколько мгновений назад беспорядочно перемещавшаяся по площади в разные стороны, раздалась, освобождая место. По открывшемуся коридору важно прошествовала ленивой походкой белая корова, удивительно худая и поджарая. Индийцы, которые не заметили ранее животное, увидев его рогатую морду, сразу же начинали кланяться, молитвенно сложив ладони на уровне груди и бормоча просьбы о благословении. Корова же, ни на кого не обращая внимания, прошла через площадь и двинулась в сторону рельсовой дороги. В это время раздался звон колокольчика, извещающий окончание посадки и время начала движения. Паровоз продолжал стоять на месте. Я почти по грудь высунулся из окна, наблюдая, как машинисты и кондукторы уговаривают корову побыстрее перейти железнодорожные рельсы. При этом никто даже не пытался хоть как-то отогнать животное или хотя бы повысить на него голос.