Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним Страница 33

Жили-были два брата, Борис и Глеб. Оба были гордыми капитанами и весельчаками и дружили не разлей вода. Много славных дел было за обоими, и собрали они вокруг себя таких же доблестных, и создали братство. Усмирили дикие воды морей, что кишели чудовищами. Прогнали врагов, научили строить корабли, чтоб быть капитанам и впредь охранять братство, а сами стали старцами, мудрыми патриархами. В духовном поиске снизошло на них откровение, узрели братья Слово Истины, которое обязались беречь как зеницу ока, потому что оба разговаривали с Богом. И попросили их оставить Книгу о делах своих, подвигах и истинном Слове, с чем они смиренно и согласились.

Но не совсем так…

Оба были ещё молоды, когда Глеб получил прозвище «Бык». Оба были ещё молоды, когда начали писать Книгу, в основном Глеб, отличавшийся большой учёностью. И оба были ещё молоды, когда случилась беда.

Бедою стала сама Книга. Глеб «Бык» был большим шутником и зашифровал свои записи. Бедою тогда стала первая зависть Бориса, чтобы брат открыл свой код. И бедою стала она – та, которую Глеб «Бык» полюбил больше всего в жизни.

Глеб был щедр и брата своего любил тоже, и открыл ему тайный шифр. И надоумил Бориса делать ростры, резать фигуры на носах боевых кораблей, связанные с именами их капитанов. И у Бориса это получалось, преуспел он в таком искусстве и собственноручно вырезал для Глеба первую. Гордый бык теперь устремлял на врагов свою мощную голову. И любовь Глеба была рядом, хотя нашлись у девушки серьёзные основания прятать их чувства, скрывать их тайную связь.

Борис радовался за брата, и дружили они ещё крепче, и хранили тайную любовь Глеба от людей. Только Борис о ней и ведал. На том самом месте, где снизошло на них откровение, построили братья Цитадель капитанов, хотя Борис и настаивал, чтоб нарекли твердыню сию Храмом Лабиринта. Но беда уже была рядом, тень от неё легла на гордую Цитадель. Соблазнились враги процветанием Пироговского братства, и в тот час зла собралась рать немыслимая. Грянула страшная битва, вскипели воды, обагрённые кровью, много капитанов сложили головы к концу дня. Высшая сила словно проверяла их веру на прочность. И Борис, и Глеб были тяжело ранены и уже бились, припав на одно колено, а потом вера Глеба пошатнулась. Пришла горькая весть, что враги убили её, ту единственную, что любил больше жизни. Скорбной яростью укрепились дух и тело Глеба, и стал крушить он врагов, и так одержали они победу.

Радовалось братство, хотя смерть собрала в тот день страшную жатву, воспевали капитаны братьев-героев. И мало кто знал, кроме команды одного корабля, почему так печален Глеб по прозвищу Бык и почему не разделяет общей радости.

Говорят, что время лечит. Глеб «Бык» посмеялся бы над этим. Рана в сердце от потери любимой стала роковой. Капитан Глеб, гордый воин, и весельчак, и верный друг, был готов покинуть пути этого мира, чтобы искать любимую, хотя бы её тень. Еле уловимое воспоминание, в котором они могли бы быть вместе. Эта скорбь стала больше Пироговских морей, она стала океаном, залившим их прежде такой счастливый мир. И взывал Глеб к могущественному Богу, чью волю принял когда-то безропотно, и к Смерти, что всегда стояла в тени Его, чтобы соединиться с любимой, но слова, выходящие из пылающего жаром сердца, тут же становились сухим ветром, не достигая цели. И скорбь стала непереносимой. Борис увещевал брата, окружил заботой и даже принёс в дом его собственноручно вырезанную фигуру – женщину-воительницу с мечом и крыльями, что когда-то была у возлюбленной Глеба. Но брат просил о другом. Хмурился Борис страшной просьбе и устраивал пиры да потешные игры, чтоб хоть как-то отвлечь брата от рокового шага и мыслей о любимой. Но Глеб не мог без неё, и они разбудили Лабиринт. Потому что в Лабиринте был Бог.

* * *

«…ну вот, в принципе, уже можно сжечь. Уже достаточно. Но не совсем, не совсем».

Брат Дамиан поднёс исписанный листок к огоньку свечи.

Там ещё о потомстве двух братьев – два рода… Странным образом выходило, что главою Возлюбленных всегда становилось колено Бориса, а главою капитанов – Глеба. Борис был пращуром брата Дамиана, а тайна Книги передавалась по мужской линии. А вот капитан Лев – прямой потомок Глеба. Только дело не в этом. Книга была Священной. И Книга была опасной. Книга была вредна. Та, единственная, записанная Глебом. Благо требовало изъять Книгу, чтобы больше никто не усомнился. Мудрый пращур Борис чуть-чуть поменял в Книге порядок слов, и тайный код исчез из мира.

Брат Дамиан приписал ещё несколько слов, прежде чем сжечь листок: «…его брат Глеб теперь разговаривал с Богом и со своей любимой в Нём, оставив после себя смертельно опасное послание, что грозило Пироговскому братству небывалыми потрясениями…»

Ну вот, работа почти закончена, становится легче. Мысли придут в порядок и найдут баланс, отыщут ответы. Мудрый пращур Борис собственноручно переписал Книгу Глеба, и стало их две. Два подлинника передавались от главы Возлюбленных к следующему главе и оберегались от досужих глаз. Так как изменения, внесённые в копии, были незначительны, – текст подлинников и копий был почти неотличим и не менял смысла пророчества о Грядущем Конце братства от громады Разделённых и о Спасении для обладающих истинным Словом, – то, время от времени, оба подлинника давали монахам рангом пониже, чтобы и те прикоснулись к Свету Откровения и ещё больше укрепились духом. Может быть, прозорливому брату Фёклу – вот кто бы воистину был бы лучшим союзником – и не стоило давать подлинник, но этого требовал закон. А Светоч Озёрной обители всегда заботится о его соблюдении. Как и заботился о Благе.

Но только то, что мудрый пращур Борис утаил, сейчас повторяется вновь. Не без усердия, тяжкого, но необходимого, брата Дамиана. Потому что забота о Благе – высший и священный долг пастыря Возлюбленных. Повторяется. Бог снизошёл до явления себя во второй раз. С одним лишь «но»: лодка гидов…

– Ведь мудрый пращур Глеб не мог узреть её в ниспосланном ему откровении? – звериный оскал в мутном зеркале, и страшные слова в одинокой келье.

Конечно, нет. Не мог. Там образы, по большей части поэтические. Оставленные воином, умевшим так любить, что…

«…приревновал брат Борис, да так, как не ревновал к ней живой, что дороже она была брату дел земных и их подвигов…»

Брат Дамиан дописал последние слова и, не мешкая, поднёс листок к огню. Истина где-то рядом. И он её найдёт.

«…и соблазнился к славе брата, и чёрная зависть закипела в нём…»

Листок занялся быстро. В воздухе поплыл едкий запах, словно серная гарь, до рези в глазах.