Вампир Арман - Энн Райс Страница 32

– Но ведь это тоже в своем роде подчинение, Мастер, –отдаться тебе, твоей воле, твоей силе. Да, я хочу получить ее и быть таким, какты. Значит, господин, ты это мне обещаешь, ты намекаешь на то, что можешьсделать меня таким, как ты? Можешь наполнить меня своей кровью, которая делаетиз меня раба, и завершить этот процесс? Иногда мне кажется, я знаю, что тыможешь это сделать, но я не уверен... А что, если я знаю это только потому, чтоэто знаешь ты? А что, если ты можешь сделать это со мной от одиночества?

– О! – Мастер закрыл лицо руками, как будто я вновь еговзбесил.

Я совершенно растерялся.

– Мастер, если я оскорбил тебя, ударь меня, избей, делай сомной что хочешь, только не отворачивайся. Не закрывай глаза, смотри на меня,Мастер, потому что я жить не могу без твоего взгляда. Объясни мне все, Мастер,отбрось то, что нас разделяет; если дело только в моем невежестве, то положиему конец.

– Да, положу, положу, – сказал он. – Ты такойумный, Амадео, и при этом так ловко вводишь в заблуждение. Да, из тебя вышел быхороший раб Божий – ведь прежде тебя учили, что именно таким надлежит бытьсвятому.

– Сударь, вы меня неправильно воспринимаете. Никакой я несвятой! Я раб, да, потому что, как я полагаю, это форма мудрости, а она нужнамне, поскольку вы цените мудрость.

– Я хочу сказать, что на первый взгляд ты кажешьсяпростодушным, но из твоей простоты рождается глубокое понимание. Я одинок. Ода, да, я одинок, одинок – и от одиночества стремлюсь по крайней мере разделитьс кем-то свои беды. Но кто осмелится обременять моими бедами такое юноесоздание, как ты? Амадео, как ты думаешь, сколько мне лет? Угадай мой возраст –только ответь искренне, со свойственной тебе откровенностью.

– У вас его нет, сударь. Вы не едите, не пьете, не меняетесьсо временем. Вам не нужна вода, чтобы омывать свое тело. У вас гладкая кожа,она не поддается никаким природным явлениям. Мастер, мы все это знаем. Вы –чистое, возвышенное и цельное творение.

Он покачал головой. Я все больше расстраивал его, хотястремился к противоположному эффекту.

– Я уже это сделал, – прошептал он.

– Что, мой повелитель, что ты сделал?

– Связал тебя с собой, Амадео, пока... – Он замолчал инахмурился, но у него было такое доброе и удивленное лицо, что мне сталобольно. – Нет, это эгоистичный самообман. Я мог бы дать тебе кучу золота ипереместить в какой-нибудь отдаленный город, где...

– Мастер, лучше убей меня. Убей меня – или же удостоверься,что твой город лежит вне пределов исследованного мира, потому что в противномслучае я непременно вернусь назад! Я потрачу последний дукат из твоей кучизолота, чтобы воротиться сюда и постучать в твою дверь.

Он дрожал и казался совсем несчастным. Столь похожим начеловека я его еще не видел. Он отвел глаза и словно попытался заглянутьпоглубже в разделявшую нас бездонную пропасть.

Я прижался к его плечу и поцеловал его. Теперь, после моейгрубой выходки и всего, что произошло между нами несколько часов назад, нашасвязь стала еще более глубокой, зрелой и тесной.

– Нет, у меня нет времени на такие утешения, – сказалон. – Мне пора идти. Этого требует долг. Меня призывают к себе древниесущества, те, бремя заботы о которых я так долго несу на себе. Я так устал!

– Не уходи сегодня, Мастер, возьми меня туда, где тыскрываешься от солнца. Ведь ты от солнца прячешься, не так ли, Мастер, –ты, кто рисует голубые небеса и сияние Феба с бо′льшим блеском, чем те,кто их видит, ты сам никогда их не видишь.

– Прекрати! – взмолился он, сжимая пальцами моюруку. – Прекрати свои поцелуи, прекрати строить догадки и делай то, что яговорю.

Он глубоко вздохнул и впервые за всю нашу совместную жизнь яувидел, как он достал носовой платок и стер влагу, выступившую на губах и налбу. Ткань слегка покраснела. Он посмотрел на нее.

– Перед уходом я хочу тебе кое-что показать, – сказал он. –Одевайся, быстро. Давай я тебе помогу.

Меньше чем за несколько минут я полностью оделся и был готоввыйти в холодную зимнюю ночь. Он закутал меня в черный плащ, подал отделанныегорностаем перчатки и надел мне на голову черную бархатную шляпу. Из обуви онвыбрал черные кожаные сапоги, которые прежде не хотел на мне видеть. Он считал,что у мальчиков красивые лодыжки, и сапоги не любил, хотя не возражал, чтобы мыносили их днем, в его отсутствие.

Он так расстроился, так мучился, и все эти чувства так явственноотражались на его лице, несмотря на его выбеленную чистоту, что я не смогудержаться от поцелуя – просто чтобы раскрыть его губы, просто чтобыпочувствовать, как они ответят мне.

Я закрыл глаза. Его рука накрыла мое лицо и веки.

Вокруг раздался громкий шум, как будто захлопали деревянныестворки, как будто по сторонам разлетелись обломки проломленной мною двери, какбудто драпировки зашелестели на ветру.

Меня окружил холодный уличный воздух. Он поставил меня наземлю, я ничего не видел, но понял, что стою на набережной. Я слышал рядом шумплещущейся в канале воды, словно зимний ветер растревожил ее и пригнал в городволнующееся море. А еще я слышал, как о причал монотонно бьется деревяннаялодка.

Он отпустил пальцы, и я открыл глаза.

Мы находились далеко от палаццо. Меня смутило, что мы слегкостью и быстротой преодолели такое расстояние, но я не особенно удивлялся.Он умел творить чудеса и теперь продемонстрировал мне это на деле. Мы стояли втемных переулках. На маленькой пристани у узкого канала. Я никогда неосмеливался выбираться в этот гнусный район, где жили рабочие.

Я видел дома только с черного хода, обитые железом окна,нищету и кромешную тьму, я ощущал отвратительную вонь, так как на поверхностиглубокого, волнующегося под порывами зимнего ветра канала плавали отходы.

Он повернулся и потащил меня за собой, в сторону от воды. Насекунду я словно ослеп, а потом перед глазами сверкнула его белая рука. Яувидел, как он выставил один палец, и заметил, что в прогнившей гондоле,вытащенной из воды и поставленной в рабочем квартале, спит человек. Человекпошевелился и отбросил свое одеяло. Он встрепенулся, заворчал и выругался, таккак мы нарушили его сон, и я рассмотрел его неуклюжую фигуру.

Я потянулся за кинжалом. Я увидел, как сверкнул его клинок.Белая рука Мастера, сияющая, как кварц, едва коснулась его пояса, а оружиеотлетело от него и покатилось по камням. Одурманенный и взбешенный, человекнеуклюже бросился на моего господина, чтобы сбить его с ног.