Игла бессмертия - Дмитрий Бовичев Страница 32

– Тпру-у-у!!! Мать честная, это что же? – всполошился Евсей.

– Не останавливайся, езжай, – скомандовал Николай и достал из-за пояса пистолет. Так же поступил и Фёдор.

Удивительно уродливым местом теперь стали развалины церкви. Зелень трав не покушалась приближаться к холму, а голые деревья рощи стояли будто памятником скорби, и даже лучи закатного солнца не добавляли этому месту ни теплоты, ни приятности.

– Антип, а деревья когда листву потеряли?

– Не знаю, я сюда не хаживал… Дурной знак! – Староста перекрестился, разительные перемены порядком его напугали.

– Может, ну его, а поутру вернёмся? – предложил Фёдор.

– Будьте наготове, в тень не ступайте. У нас ещё час, не меньше, – уверенно ответил Николай.

Лошадь не спеша топала к холму, но не дойдя сажён двадцать, встала.

– Н-но! Пошла! – несмело скомандовал Евсей и даже стегнул кобылу вожжами, но та не двинулась.

– Ладно. Фёдор, ты слева холм обходи, но в раскопы не суйся, Олег со мной справа, а вы тут сидите.

Николай неспешно двинулся вокруг. К пепелищу вела дорога, и только она и осталась нетронута неведомыми копателями. А кто это мог быть? Ни лопат, ни мотыг нигде не валялось, да и сами раскопы были какими-то странными – слишком узкими, человек туда не влезет, а вот упырь – вполне. Но чтоб упыри копали себе норы, навроде лисьих? О таком Николай не слыхивал.

Однако ж посмотреть поближе всё же стоило, и он подошёл к норе, заглянул.

Стенки и пол были иссечены чем-то узким и довольно длинным, вполне возможно – когтями. Уже через пару аршин лаз уходил ниже. Душного, гнилого запаха, сопровождающего обычно нечистых, вроде бы не ощущалось.

Они с Олегом обошли холм и на другой от дороги стороне повстречали Фёдора.

– Диковинные дела, – сказал Николай, указывая на норы.

– Да, я тоже глянул одним глазком. Может, лисы?

– Да уж какие лисы… Город они тут свой затеяли, по-твоему?

– Верно, верно, стаями-то они не ходят, но… не знаю.

– Пошли избу осмотрим.

Поповский дом с небольшим палисадником и огородом, по видимому, не пострадал от пожара. Входную дверь слева сверху перегораживала доска, ещё несколько досок подлиннее стояли рядом.

– Похоже, дверь сначала заколотили, а потом освободили, – поделился наблюдением Фёдор.

– Поглядим.

И действительно, вход в дом был открыт, верхняя доска отвалилась сразу же, как Николай потянул за ручку.

– Куды лезете?!! Нечестивцы! Ирода-царя приспешники! – раздался сзади хриплый крик.

Со стороны сгоревшей церкви, вниз с холма, спотыкаясь на рытвинах, спускался человек. Грязный, с всклокоченной бородой, с торчащими во все стороны космами, в обносках, какие и в канаве не сыщешь и такой худой, что состоял, кажется, из одних костей. Но при этом слабую грудь его дважды пересекала цепь в палец толщиной. Пришелец был столь необычен, столь непохож на сельского жителя, что солдаты поначалу приняли его за нечисть и наставили пистолеты.

– А! Проклятые! Приуготовили уж огненные жала! Да воздастся вам в геенне огненной!

– Ты почто такой сердитый? – первым спохватился Николай и опустил оружие.

Юродивый успел уже спуститься и теперь стоял близко, пригибаясь и кривляясь. Худое лицо его не слишком было приспособлено к лицедейству, и потому гримасы казались неживыми и страшными.

– А оттого, оттого, голубок божий, – ехидно процедил убогий, – что слуги вы раболепные для плода гнилого вонючего, для деток Мишки-царя.

Мужик, нисколько не боясь расправы, прильнул к Николаю и погладил в притворном восхищении мундир, перевязи, а после зашептал, но зашептал громко и горячо:

– Надавали, надавали тебе, голубок божий, нарядов и кафтанов, да серебра насыпали, да против честного народа грамоту. А от кого получил? – Шёпот его становился громче, переходя в визг. – От кого?! От порушителя истинной веры! Осквернителя, от потомков его и друга его ближайшего, мерзкого Никонки-христопродавца!!!

– В обряде мы с тобой расходимся, но веруем одинаково. В Христа. – Николай примирительно поднял руки.

– В антихриста, в антихриста веруете! Ибо срамным кукишем креститесь и дым изо рта пускаете, аки злого духа из задницы! Так кто вы есть?!! Кто?!!

– Ну, будет собачиться. Скажи лучше, что ты здесь делаешь.

– А не твоего умишки дело, не твоего умишки, не твоего! – Юродивый запрыгал вокруг Николая.

– А что это за раскопы?

– А могилки! Могилки, могилки! Для еретиков проклятых! Для их приспешников, для их помощников! Для вас, ребятушки!

И более ничего путного от него было не добиться. Николай с Фёдором осмотрели избу, внутри всё как будто было на местах, даже икона в богатом окладе печально смотрела из красного угла.

Пока солдаты были в избе, Олегу захотелось на божьего человека поглядеть поближе. Бывали, бывали такие люди в монастыре, но никогда надолго не задерживались. Отчего он такой суровый? Может, голодный? Парень пошарил по карманам и вытянул кусок пирога в тряпице, что приготовила ему хозяйка старостина, Авдотья.

Подошёл к убогому, протянул подношение и взглянул как мог открыто, с улыбкой.

Тот посмотрел на мякиш с капустой, принюхался и потянул было руку, хотел взять, но лишь взглянул в глаза парню и отстранился.

– Что зыришь?!! Хер немочный при псах антихристовых! Прикормить меня решил? Я те не скотина! Бесполезный, ненужный, пустой нахлебник!!!

Облаял и отвернулся, поковылял обратно на холм, а Олег так и остался стоять с куском пирога в руке и померкшей улыбкой на лице.

На крики побежал туда от телеги Антип. Но бежал неспешно, далеко вытянув вперёд шею, надеясь таким образом упредить возможную для себя опасность. Однако же ничего враждебного не углядев, шаг прибавил и даже крикнул, не дойдя десятка саженей и подняв руку:

– А, это ты, Митрофан? Здравствуй!

– Здравствуй, здравствуй, Антип Осипович.

– Что, как ты жив-здоров?

– Благодарствую за заботу, слава богу.

– Что-то не захаживал ты к нам уж долгонько. Чем живешь?

– Живу божьей милостью, вкушаю плоды дерев и земли.

– Ты уж уважь нас, зайди. Хозяйка моя тебе угощение приготовит.

– Зайду, зайду, побеспокоюсь.

Спокойно и даже уважительно заговорил странный человек. Олег стоял в сторонке и разве что рот от удивления не раскрыл. В дверном проёме показался Николай и тоже замер, прислушавшись.