Холодные близнецы - С. Тремейн Страница 30

– Поразительно, – говорит Салли Фергюсон. – Я вам глубоко сочувствую…

Она снимает очки, надевает снова:

– Странно, что не существует… научного метода, чтобы…

– Доказать?

– Да.

– Нам лишь известно, и это мое мнение, что если она хочет быть Лидией, нам не надо ей противиться. По крайней мере, сейчас. Не возражаете?

– Естественно, нет. А что касается документов о приеме, то… – Салли мнется и продолжает: – Что ж, они были одного возраста, значит… Я изменю записи, так что вам не о чем беспокоиться.

Я поднимаюсь, чтобы убраться восвояси. Мне страшно хочется поскорее удрать отсюда.

– Мне жаль, миссис Муркрофт. Но я уверена, что все будет хорошо, и Кирсти – в смысле, Лидии, вашей дочери – понравится здесь.

Я пронеслась через парковку, села в машину, опустила стекла и помчалась обратно на побережье. Ледяной ветер, как лезвие ножа, бьет в окно – западный, с Куллинз, с мыса Батт-оф-Льюис, с Сент-мать-ее-Килды, но мне наплевать. Мне по нраву обжигающий холод. Под визг тормозов я пролетела Орнсей и направилась в Бродфорд, который после глуши полуострова Слейт кажется Лондоном. Здесь есть магазины, почта, люди на улицах. Я захожу в уютное кафе с отличным вай-фаем и четким сотовым сигналом.

Мне хотелось водки, но и кофе сгодится.

Я сижу в удобном деревянном кресле за столом с огромной кружкой капучино. Я достаю телефон.

Позвонить маме.

Надо позвонить маме. Немедленно.

– Сара, дорогая, я догадалась, что это ты! Отец в саду, у нас бабье лето вовсю.

– Мама?

– Как у вас дела? Кирсти в школе?

– Мам, мне нужно тебе кое-что сказать.

Мать хорошо меня знает, чтобы по выражению голоса понять, что я настроена решительно. Она умолкает и ждет.

И я объясняю ей. Говорю примерно то же самое, что недавно сама выложила Салли Фергюсон.

Наверное, я буду придерживаться только этой версии событий.

Чтобы не запнуться от волнения, я тараторю. Есть вероятность того, что мы перепутали, какая из близняшек умерла. Мы не знаем. Мы пытаемся понять.

– Все донельзя нелепо, но при этом безумно жестоко. И абсолютно реально – как горы Нойдарта.

Мать некоторое время вежливо молчит – она может быть молчаливой, как и я.

– Господи! – произносит она в конце концов. – Бедная Кирсти. То есть…

– Мама, не плачь, пожалуйста.

– Я не плачу.

Но она плачет. Теперь молчу я.

Она продолжает всхлипывать.

– Просто я сразу вспомнила – тот жуткий вечер, больницу…

Я надеюсь, что она успокоится, пытаясь совладать с собственными эмоциями.

Мне нужно быть сильной. Зачем?

– Мам, нам надо докопаться до истины… чтобы понять, Кирсти ли она или Лидия. И потом остановиться, я так считаю. Господи.

– Да, – говорит мама и повторяет: – Да.

Мимо моих ушей пролетают глухие материнские всхлипы. Я смотрю на машины за окном, которые мчатся в Кайл или в Портри. Извилистая горная дорога проходит мимо островов Скалпей и Разей. Сегодня утром здесь был Энгус.

Наш разговор съезжает в банальности и в будничную рутину, но у меня остается к матери один серьезный вопрос.

– Мама, я хочу у тебя кое-что спросить.

Она хлюпает носом.

– Да, дорогая?

– Мне необходимо вспомнить все непонятные моменты, отыскать хоть какие-то зацепки.

– Что-что?

– Ты не замечала ничего необычного в тот вечер или в те выходные, до катастрофы? Какие-нибудь странности или различия в поведении девочек? Может, ты видела, но подумала, что это неважно, и не стала говорить мне?

– Различия?

– Да.

– Сара, зачем тебе вспоминать?

– Ну… может, как-то смогу разобраться, кто есть кто. Хотя бы сейчас. Может, они вели себя несколько по-другому, или было что-нибудь такое, отчего у моей дочери началась путаница в голове?

Пауза. За окном падает мягкий снег – первый за зиму. Но это еще не снегопад – просто короткая репетиция. Снежинки изящно плывут в печальном знобящем воздухе, словно легчайшие конфетти. На противоположной стороне улицы идущая с матерью маленькая девочка останавливается и показывает пальцем на хрупкие блестки. Ее личико светится от радости.

– Мама?

Снова нет ответа. Необычайно долгое молчание, даже для моей матери.

– Мама?

– Ну… – она отвлекается от раздумий, я слышу ее явно лживый голос. – Думаю, не стоит переживать. Тебе не нужно ворошить прошлое.

– Ты ошибаешься.

– Сара, я ни о чем не могу думать.

Я знаю ее слишком хорошо. Родная мать врет мне.

– Ведь было же что-то непонятное! Что именно? Расскажи мне, хватит увиливать. Пожалуйста.

Снегопад за окном почти прекратился, иногда только мелькают одинокие снежинки. Призраки снегопада.

– Не могу вспомнить.

– Постарайся.

– Дорогая, ничегошеньки не получается.

Зачем она меня обманывает?

– Мама, прошу тебя.

Она опять молчит. Я напрягаю слух и различаю, она дышит. Я практически слышу, как она думает. Я представляю, как она сидит в холле их девонского дома, где по стенам висят пыльные выцветшие фотографии в рамочках – отец на разных этапах карьеры получает награды за давно забытые рекламные идеи.

– Ну, дорогая, это пустяки. Мелочи.

– Нет, мама, нет! Скорее всего совсем не пустяки.

Ясно, от кого у меня эти черты – молчаливость, скрытность.

Я понимаю, почему Энгусу порой хочется меня придушить.

– Сара, сущая ерунда!..

– Скажи мне, мама!

Тон у меня – совсем как у Энгуса.

Мать вздыхает:

– Ладно. Я только что вспомнила, что в тот день, когда ты приехала, Кирсти была сильно расстроенной.

– Кирсти?

– Да, но ты не замечала, ты думала о чем-то своем. А Энгус тогда сильно задерживался, дорогая. Я спросила Кирсти, чем она огорчена, и она ответила, что из-за папы. Наверное, он ее каким-то образом расстроил. Да, Сара… Вот и все, что я могу вспомнить, но я тебе говорю – это сущие пустяки.

– Возможно, и нет. Спасибо, мам. Правда.

Наш разговор увядал. Мы выразили друг дружке материнскую и дочернюю любовь. Мать спросила, в порядке ли я.

– Я имею в виду именно тебя, Сара, – добавила она.