За пригоршню чар - Ким Харрисон Страница 30

Айви прикусила язык.

Я не это имела в виду, — сказала она, но я протолкаласьмимо нее в коридор, едва не сбив с ног Дженкса, и поняла, что он все слышал.

Давай отнесу, — тихо сказал он. Я отдала ему сумку сдемонскими книгами. Он пошатнулся, но на этот раз головой о стенку нестукнулся. Он побрел прочь по темному коридору, а я помчалась в комнату Айви,опустилась на коленки у ее кровати и вытащила меч — я как-то видела, что онатуда его запихивала.

Рэйчел! — услышала я ее возмущенный возглас изкоридора, когда выпрямилась, сжимая в руках ножны с до ужаса острой катаной.

Можно мне его взять? — коротко спросила я, и онакивнула. — Спасибо.

Вот. Дженксу нужен меч. Это сейчас он не может шага сделать,чтобы куда-нибудь не вмазаться, но он научится, а потом ему будет нужен меч.

Я повесила меч себе на плечо рядом с сумкой и пошла квыходу, Кистен с Айви поплелись за мной. Я злилась и хотела злиться. Если небуду злиться, то раскисну. У меня душа черная. Я занимаюсь демонской магией.Превращаюсь как раз в то, что я ненавидела и чего боялась, и делаю это радичеловека, который мне врал, который меня бросил, и еще впутал сына моегонапарника в воровство.

Заглянув по пути в ванную, я прихватила туалетныепринадлежности. Дженксу понадобится зубная щетка. Черт, ему еще уйма всегопонадобится, но мне пора отсюда выбираться. Если я приторможу хоть на минутку,я начну понимать, как глубоко я вляпалась в дерьмо.

— Рэйчел, подожди, — позвала Айви, когда явыбежала в переднюю, схватила с крючка кожаную куртку и открыла дверь. —Рэйчел, да стой же!

Я остановилась. Весенний ветерок трепал мне волосы, птичкичирикали, на плече висели сумка и меч, в руке зажата косметичка с туалетнымипринадлежностями, а через руку свешивается пальто. Дженкс неподалеку от крыльцабаловался со скользящей дверью машины, елозил ею туда-сюда, наиграться не мог.Волосы у него сияли на солнце, а над макушкой носились пиксенята. Чувствуя, какколотится сердце, я повернулась к Айви.

Она стояла в проеме двери, совершенно растерянная, обычноспокойное лицо ожесточилось, а глаза большие от страха.

— Я тебе купила лэптоп, — сказала она и протянулаего мне, потупившись.

О Господи, она мне уступает рубеж обороны!

Спасибо, — пролепетала я, почти обомлев отнеожиданности. Ноут был в кожаном чемоданчике, а весил от силы килограммаполтора.

Он на тебя зарегистрирован, — сказала она, глядя, как яего вешаю на свободное плечо. — Я добавила тебя в контакты, так что тебенадо только включить его и нажать клавишу. Список номеров локальных серверов ятебе написала — для всех городов, которые вы можете проезжать.

Спасибо, — повторила я. Она мне доверила часть того,что помогает ей сохранять в этой жизни трезвый рассудок. — Айви, я вернусь.

Ник мне то же самое сказал. Но я и правда вернусь, я неврала.

Подчиняясь порыву, я поставила сумку на крыльцо и обняла ее— она замерла, но потом обняла меня тоже. Ее едва уловимый аромат переполнилмои чувства, и я шагнула назад.

Кистен молча ждал у нее за спиной. Только теперь, глядя, какАйви стоит на крыльце, опустив одну руку, и схватившись другой за собственныйлокоть, я поняла, что он пытался мне сказать. Она не за меня боялась, а за себя— боялась, что сорвется на старое, если рядом не будет меня, если некому будетнапоминать ей, какой она хочет быть. Неужели все было так ужасно?

Я взорвалась. Так нечестно, какого хрена! Ну да, мы подруги,но она должна уметь о себе позаботиться!

Айви, — сказала я. — Мне надо ехать, хоть я и нехочу.

Так езжай! — выпалила она. Прекрасное лицо исказилосьгневом, глаза мгновенно почернели. — Я тебя и не прошу остаться!

Угловато, но с вампирской быстротой повернувшись, онараспахнула дверь в церковь. Дверь захлопнулась у нее за спиной и оставила меняморгать глазами и думать, что я не так сказала. Да, она меня не просилаостаться, это Кистей просил.

Кистей взял мою сумку, и мы вместе пошли вниз по ступенькам;у меня болтались шнурки от ботинок. У машины я принялась неуклюже копаться врабочей сумке, разыскивая ключи, и только потом вспомнила, что Кист мне их ещене отдал. Ключи зазвякали, когда он мне их протянул, и в машине веселозавизжали пикси.

— Ты за ней приглядишь? — спросила я Киста.

— Честное скаутское. — Голубые глаза щурились, ине только от солнца. — Отгулы возьму.

Дженкс обошел машину, молча забрал у меня пальто,косметичку, меч — последнее с восхищенным рычанием. Я дождалась, пока закроетсяскользящая дверь и стукнет дверь Дженкса со стороны пассажира.

— Кистен, — сказала я, чувствуя угрызения совести. —Она взрослая женщина. Почему мы с ней обращаемся будто с инвалидом?

Он обнял меня за плечи.

— Потому что она такая и есть. Потому что Пискари можетвлезть ей в мозг и заставить сделать чуть ли не все, что захочет, и каждый разон что-то в ней убивает — потому что он прививает ей свою жажду крови, потомучто заставляет ее вести себя так, как она не хочет. Потому что она ведет егонезаконный бизнес из чувства долга и управляет своей долей в вашем детективномагентстве из чувства любви.

Угу. То-то и оно. Я отстранилась и поджала губы.

Я ей не обещала навсегда остаться жить в церкви, и даже вЦинциннати остаться не обещала. Не обязана я хранить ее душевное здоровье!

Верно, — спокойно сказал он. — Но так случилось.

А не должно было. Черт, Кистен, я только хотела ей помочь!

Ты и помогла, — сказал он, целуя меня в лоб. — Всебудет в порядке. Но Айви не выбрала бы тебя опорой, если бы ты ей не позволила,и ты это понимаешь.

С-супер, только это мне и нужно: угрызения совести. Ветертрепал челку Кистена, а я растерянно смотрела на дубовую дверь, за которойскрылась Айви.

— Что с ней было? — прошептала я. Лицо Кистенапотеряло выражение.

— Пискари… — выдохнул он. — Пискари ее такобработал за пару лет, что родители на два последних года школы услали ее изгорода — надеялись, что он к ней интерес потеряет. Она вернулась еще в худшемсостоянии, Стрижу спасибо. — Глаза у него сощурились от давней, но незабытой злости. — Эта женщина могла бы спасти Айви своей любовью, но онатак хотела крови все больше, секса все горячее, что только ее утопила.

Я похолодела, ветер шевелил мне кудри. Это я знала, но этоявно было еще не все.

Кистен нахмурился, видя мою тревогу.

— Когда она вернулась, Пискари стал играть на ее новыхболевых точках. Он упивался ее отчаянием, подталкивал ее вести себя вразрез сее убеждениями. Со временем она перестала сопротивляться и пыталась как-тосохранить рассудок, полностью отключаясь и позволяя Пискари делать из нее все,что он хотел. Она причиняла боль любимым людям в моменты, когда они меньшевсего этого ждали, а когда ее все бросили, принялась совращать незнакомцев.