Ночной шторм - Юхан Теорин Страница 30

Он окунул кисть в банку с клеем и стал промазывать следующую стену. Рулон за рулоном разворачивался и ложился на стены, делая комнату светлее и уютнее. Йоаким разгладил пузыри на обоях и промокнул излишки клея губкой. Когда остался только метр стены, Йоаким вдруг заметил, что голоса в гостиной стихли. На хуторе воцарилась тишина.

Йоаким снова спустился со стремянки и прислушался.

— Ливия? Габриэль? — позвал он. — Хотите сока или печенья?

Ответа не последовало. Йоаким вышел из комнаты и пошел в гостиную, но на полпути замер перед окном во двор. Дверь в сарай была открыта. Он помнил, что ее закрывал. На полу в прихожей одежды Андреаса уже не было. Торопливо натянув куртку и ботинки, Йоаким поспешил наружу. Видимо, дети втроем открыли тяжелую дверь. Что они там делают одни в темноте?

Йоаким подошел к входу в сарай.

— Эй!

Нет ответа.

Может, в прятки играют. Он вошел внутрь, вдыхая запах старого сена.

Катрин планировала превратить коровник в галерею, убрав все следы животных. Против воли он снова подумал о жене. Но в тот день он видел, как она выходила из коровника. И у нее было странное, смущенное выражение лица.

В коровнике никого не было, но Йоакиму показалось, что с сеновала доносятся какие-то звуки. На сеновал вела узкая крутая лестница, и он начал по ней подниматься. «Ощущение такое, словно входишь в церковь», — подумал Йоаким. Наверху была огромное пустое пространство для хранения сена с высоким потолком, почти невидным в темноте. Пол был завален разным хламом: старые газеты, горшки для цветов, сломанные стулья, старые швейные машинки — кто-то превратил сеновал в склад старья. У стены стояли две старые покрышки для трактора. И как их только сюда подняли?

Увидев сеновал, Йоаким вспомнил тот странный сон, в котором ему явилась Катрин именно в этом месте. Но во сне пол был чистым, и жена стояла у дальней стены спиной к нему. И почему-то во сне ему страшно было к ней подойти.

Под потолком шептал ветер. Йоакиму стало неуютно. Снова раздался какой-то шорох.

— Ливия? — крикнул он.

Только потрескивание половиц впереди, и никакого ответа. Наверно, дети спрятались и следят за ним из углов. Они прячутся от него. Йоаким огляделся по сторонам и прислушался.

— Катрин? — тихо позвал он.

Нет ответа. Он подождал еще пару минут; на сеновале было тихо, и Йоаким спустился вниз по лестнице.

Вернувшись домой, он нашел детей в детской — там, где ему и следовало их искать.

Ливия сидела на полу и рисовала как ни в чем не бывало. Габриэль, которому старшая сестра, видимо, разрешила играть в ее комнате, сидел рядом и возился с машинками.

— Где вы были? — спросил Йоаким резко.

Ливия оторвалась от своего занятия. Катрин редко рисовала дома, несмотря на то что преподавала рисование в школе, а вот Ливии это очень нравилось.

— Здесь, — ответила она.

— Но до этого вы были на улице? С Андреасом?

— Недолго.

— Вам нельзя заходить в сарай, — сказал Йоаким. — Вы там играли?

— Нет, там нечего делать.

— А где Андреас?

— Пошел домой обедать.

— Хорошо. Мы тоже скоро будем обедать. Но впредь не выходите на улицу, не предупредив. Понятно, Ливия?

— Понятно.

В ту ночь Ливия снова начала говорить во сне. Когда он помогал Ливии чистить зубы перед сном, все было хорошо. Габриэль уже давно заснул, а Ливия с удивлением рассматривала Йоакима в зеркале.

— У тебя странные уши, папа, — констатировала она.

Йоаким отставил в сторону стакан со щеткой и спросил:

— Что ты имеешь в виду?

— Твои уши… они выглядят старыми.

— Старыми? Да нет, вроде они такие же, как раньше. В них что, волосы выросли?

— Да нет.

— Ну вот и хорошо, — сказал Йоаким. — Волосы в ушах или в носу — это никуда не годится.

Ливии хотелось еще покривляться перед зеркалом, но Йоаким мягко вытолкал ее из ванной комнаты. Уложив дочку в кровать, он два раза перечитал историю о том, как Эмиль застрял головой в супнице, и погасил свет. Уходя, он слышал, как Ливия укутывается в одеяло. Рядом с ней по-прежнему лежала кофта Катрин.

Он вышел в коридор, прошел в кухню, сделал себе пару бутербродов и загрузил стиральную машину. Погасив свет в доме, пошел в спальню, где его ждала пустая двуспальная кровать. Стены в комнате по-прежнему были завешаны одеждой Катрин. Но вещи уже утратили ее запах. Одежду надо было убрать, но Йоаким не решался. Он лег в холодную кровать и устремил взор в темноту.

— Мама?

Голос Ливии заставил Йоакима приподнять голову. Он прислушался. Стиральная машина уже выключилась, и часы показывали 23.52. Он спал только час.

— Мама?

Крики продолжались, и Йоаким встал с постели. На пороге детской он остановился.

— Мама?

Ливия лежала под одеялом с закрытыми глазами, но в свете лампы из коридора видно было, как голова девочки резко поворачивается из стороны в сторону. Ливия судорожно сжимала кофту Катрин, и Йоаким склонился над дочерью, чтобы разжать ее пальцы.

— Мамы нет, — сказал он, убирая кофту в сторону.

— Нет, она здесь.

— Спи, Ливия.

Девочка открыла глаза. Теперь она его узнала.

— Нет, останься со мной, — попросила она.

Йоаким вздохнул, но Ливия уже проснулась, и выбора у него не было. Раньше этим всегда занималась Катрин. Он осторожно прилег на краю короткой детской кровати. Нет, так он никогда не сможет уснуть. Йоаким заснул через пару минут.

Перед домом кто-то был.

Йоаким открыл глаза. В комнате было темно. Он ничего не слышал, но чувствовал, что на хуторе кто-то есть. Сон как рукой сняло.

Где часы? Он понятия не имел, сколько спал. Может, час, а может, три.

Приподняв голову, Йоаким прислушался. В доме было тихо. Слышно было только тиканье часов и размеренное дыхание Ливии.

Поднявшись, он шагнул к двери, и в этот момент за его спиной раздался голос Ливии:

— Папа, не уходи.

Он замер.

— Почему?

— Не уходи.

Ливия лежала неподвижно, лицом к стене. Неужели она говорит во сне? Йоакиму были видны только ее светлые волосы. Он подошел к кровати и присел на край.

— Ливия, ты спишь? — спросил он тихо.

Через пару секунд дочь ответила:

— Нет.

Голос не был сонным.

— Ты спишь?

— Нет, я вижу вещи.