Симфония тьмы - Дин Кунц Страница 30

Но тут пришла смутная догадка, что море может как-то ассоциироваться со Смертью. Оно вечное. Оно производит жизнь и провозглашает ее. Оно безгранично во времени и останется таким даже после того, как навеки исчезнут музыканты. Может, причина заключалась именно в этом? Хотя музыканты были странно увлечены Смертью, они не хотели день за днем видеть перед собой напоминание, что Смерть вечна, что это не просто эфемерная преходящая сущность, как они сами…

Он посмотрел вниз, туда, где не было ни тумана, ни молний.

Внизу море яростно билось о скалы, похожие на неровные коричневые зубы. Оно взметалось на десятки футов вверх, пенясь на стене утеса, но не могло достать до окна. Он слышал слабые отголоски драконьего рева, просачивающиеся через толстое стекло. Из отдаленного облака вывалилась чайка, пронеслась над морем, скользнула к утесу и исчезла в темной дыре выше линии пены, прямо под окном.

Гил повернулся и снова поднял глаза к потолку. С виду казалось, что эта стеклянная плита держит на себе невыносимую тяжесть океана, но ведь океан был внизу…

— Как это сделано? — спросил он.

Любопытство не позволило ему удержаться от вопроса, но он уже не особенно волновался, что его невежество снова даст Силачу повод для самодовольства.

Но ответил ему не Силач. Заговорил другой голос, низкий и гладкий, как вылизанный водой известняк:

— Это зеркала. Они отражают картину, которую видит труба, глядящая на морское дно у подножия этого обрыва. Труба передает отражение к зеркалу и отбрасывает его на потолок через проектор, установленный в голове статуи Нептуна.

Гил повернулся, пытаясь среди зеленоватых и голубоватых теней найти того, кто произнес эти слова. Наконец разглядел человека, худого и смуглого, в дальнем углу, рядом с сосудом для рыб, где в хрустальной воде проносились среди водорослей желтые стрелки. С чрезмерно крупной головы падал каскад седых волос — каждая прядь казалась тонкой и завитой, но вся грива вместе выглядела густой и плотной, только иссякала над густыми седыми бровями и серыми глазами.

— Кто?.. — начал Гил, отходя от окна.

— Зеркала, зеркала, зеркала. О-о, они были чертовски умны, эти довоенные земляне! Они умели переиначивать реальность по своей прихоти. И все же недостаточно умны, потому и остались от них только всякие мелочи вроде этой.

— Вот это называется Цыганский Глаз?

Силач, который неподвижно стоял у дверей, кивнул.

Рыбы плавали по-прежнему беззаботно. Снаружи туман свивался в призрачные фигуры, которые растворялись в страстных объятиях.

— Зеркала — удивительная вещь, — продолжал седой, не замечая вопросов Гила или просто не считая нужным отвечать на них. — Они показывают тебе то, чего ты не можешь узнать иначе. Откуда бы ты узнал, как выглядит твое лицо, не будь зеркал? А? Могли бы мы иметь представление, как выглядим, если бы не зеркала? Возможно, люди, пока у них не появились зеркала, считали, что похожи на насекомых или свирепых зверей. Да нет, думаю, не считали. Они ведь видели друг друга и потому имели какое-то представление о собственном облике. Но о себе самом? Ну да, у них было общее представление о своих лицах, но как насчет собственного лица каждого отдельного человека? А? Как могли они узнать себя? Как могли быть уверены, что не отличаются от других? Никак не могли. Всю свою жалкую жизнь они не знали этого точно. Но с зеркалами…

— Если ты — Цыганский Глаз… — начал Гил, но безуспешно.

Старый популяр встал и медленно пошел среди цветных теней к окну.

— И все же у зеркал есть свои недостатки. Мы не можем с их помощью заглянуть в будущее. Мы можем глядеть в прошлое или в сейчас, но не в будущее. Поверните их вперед, желая посмотреть, что там, — и вы вообще их не увидите. Так что настоящей ценности они не представляют, все эти зеркала…

А потом с внезапной яростью он промчался мимо Гила к выступающему балкону и всем телом бросился на толстое стекло. Ударился, отлетел, свалился на пол. В первое мгновение Гил чуть не рассмеялся. Это выглядело как дурацкий клоунский номер, какая-то привычная штучка, которая должна вызывать смех. Но потом он вспомнил, с какой силой мутант ударился в стекло, вспомнил оглушительный гул от этого удара. Наверняка ему было больно. Однако Цыганский Глаз поднялся и снова, как бабочка бьется о лампу, бросился на окно. Опять отлетел и упал. И все же вновь поднялся.

Гулкий удар тела о несокрушимый щит заполнил комнату. Гил повернулся к Силачу, но тот, хоть был явно озабочен, ничего не сделал, чтобы остановить эти покушения на самоубийство. Все это он уже видел прежде. Может быть, много раз.

— Останови его! — закричал Гил.

Силач не шелохнулся.

«Потому что, — подумал Гил, — стекло выдержит, а все это — просто какой-то безумный ритуал, который мы должны наблюдать, а он — выполнять».

В сосуде колыхалась вода. Рыбки плавали. Снаружи волны с ревом разбивались о камень.

После нескольких ударов Цыганский Глаз остался лежать на стеклянном выступе, глядя через прозрачный пол на камни и воду. Он плакал; слезы катились по стеклу, переливаясь зелено-голубым цветом… Зелено-голубым…

— Я просил тебя не делать так, — сказал Силач, поднимая старика за руки и помогая ему вернуться в кресло возле аквариума. — Хотя бы до Дня. Это всего одна неделя. Ты нам очень нужен, Цыганский Глаз.

Старый популяр выпрямился в кресле, пытаясь вернуть себе достоинство. Теперь он казался не таким печальным.

— Как выглядят дела? — спросил Силач.

— Сию минуту я вижу семидесятивосьмипроцентную вероятность своей смерти, если буду участвовать вместе с тобой в революции в секторе музыкантов.

— Все обстоит так ужасно? — Силач на миг утратил самоконтроль, лицо его вытянулось, брови нахмурились.

— Для меня — даже того хуже, — ответил Цыганский Глаз. — Потому что с вероятностью девяносто восемь процентов я умру, если не пойду вместе с тобой.

Силач озадаченно уставился на него:

— Почему?

— Потому что без моей помощи ты потерпишь поражение. И тогда музыканты придут сюда и дадут нам урок, уничтожив половину наших. Включая меня. Семьдесят восемь и девяносто восемь процентов — это шансы на мой успех, не забывай. У революции шансы могут быть лучше.

Силач повернулся к Гилу, который стоял, тупо слушая этот диалог.

— Цыганский Глаз видит будущее, — объяснил он.

— Нет, — поправил его старик. — Я вижу все возможные варианты будущего. Бесчисленные варианты будущего. Тут есть разница. Я могу просмотреть большинство возможных вариантов будущего за семь — десять секунд и определить вероятность успеха или провала почти любого начинания. И не могу дать подробного описания чего-либо. Я — зеркало с трещиной. Даже нет, с сотнями трещин, а потому в маленьких неповрежденных кусочках ты можешь видеть лишь крохотные частички того, что хочешь увидеть.