Вранова погоня - Татьяна Корсакова Страница 3

Леший никогда не был дураком. Возможно, однажды он побывал неудачником, но точно не дураком. И чутье на хороший материал он не растерял. А материал, который ему предлагали осветить и опубликовать, был не просто хорошим, а шикарным! И финансовое сопровождение, без которого любой шикарный материал рискует остаться лишь нереализованной задумкой, Лешему обещали такое, что хоть на Луну лети, снимай там замаскированные под кратеры базы инопланетян. И это помимо той суммы, что уже лежала на счету у Лешего!

– Вы принимаете наше предложение? – вежливо поинтересовался невидимый собеседник.

И Леший, не раздумывая ни секунды, написал:

– Разумеется!

Еще около часа они вели сугубо деловую переписку, согласовывали детали и нюансы, а когда все самые важные вопросы были решены, Леший включил видеокамеру.

– Други мои! – Он говорил громко и уверенно. Почти таким же бархатным баритоном, как и ненавистный Демидов. – Други мои, я начинаю невероятный по масштабам проект. Это будет нечто! Это будет реально! Это изменит ваше представление о жизни и смерти! Это превратит вас из лузеров в настоящих выживальщиков! Вам лишь нужно последовать за мной!

Наверное, получилось убедительно. Или просто Фортуна снова вспомнила, что он ее баловень, потому что лайки под этим коротеньким видео посыпались словно из рога изобилия.

– Вот так-то! – рявкнул Леший и врезал кулаком по столу с такой силой, что вздрогнул не только ноутбук, но и, кажется, вся вселенная…

* * *

Холодный, мерзкий дождь все моросил и моросил, а толстый поп над разверстой могилой все гундел и гундел. Анжелике было скучно и холодно. Маленькое черное платье, купленное в Париже еще пару месяцев назад именно на такой вот скорбный случай, сидело на ней идеально, но совершенно не грело. На носки дизайнерских лодочек налипли комья рыжей глины. Наверное, туфли придется выбросить. Не отмывать же их от кладбищенской земли.

Анжелика поежилась, поправила темные очки. Солнцезащитные очки в дождь – это, конечно, несусветная глупость, но во всех фильмах, которые ей довелось посмотреть, скорбящие вдовы провожали своих почивших супругов именно в таком виде – элегантном и трогательном одновременно. Конечно, можно было бы обойтись без очков, выбрать шляпку с вуалеткой, но ни шляпки, ни вуалетки Анжелике категорически не шли, а выглядеть в глазах мужниной родни убогой побирушкой она не собиралась.

Она не убогая! И уж точно не побирушка! Особенно теперь, когда на девятом десятке, после целого года семейной жизни благоверный отдал наконец богу душу, оставив Анжелику весьма обеспеченной вдовой. Потерпеть осталось совсем немного. Похороны, поминки, оглашение завещания, содержание которого Анжелика давно уже знала наизусть. А потом можно наконец улететь скорбеть на Мальдивы от этой беспросветной питерской хандры, от этой отвратительной погоды.

Анжелика вздохнула, грациозным, тщательно отрепетированным жестом поднесла батистовый платочек к сухим глазам. Вот и очки пригодились, не нужно выдавливать из себя слезу, хватит одного лишь платочка. И за стаей родственников из-за темных стекол наблюдать удобно. Слетелись все, точно воронье на падаль. Ждут, надеются. Вот братец Иванушка обнимает сестрицу Аленушку за костлявые плечи, шепчет на ушко что-то успокаивающее. Это со стороны кажется, что успокаивающее, но Анжелика-то знает правду. Эти двое – самые главные ее соперники и враги. Родные внуки почившего благоверного. Братец Иванушка, старый сорокалетний хрыч, ее, тридцатилетнюю Анжелику, порывался назвать бабушкой. Это еще до того, как пытался ее облапать, получил за это по роже и возненавидел еще сильнее, чем в первые минуты знакомства. Но с того раза лапать и обзываться перестал, усвоил урок. Особенно после того, как Анжелика пригрозилась нажаловаться мужу и деду соответственно. Перед дедом и братец Иванушка, и сестрица Аленушка лебезили, потому что финансово полностью от него зависели и без регулярных дотаций стали бы теми, кем были на самом деле – никчемными заурядностями. Конечно, Анжелика могла бы сделать так, чтобы в заурядностей родственнички превратились очень быстро. Ночная кукушка и все такое… Но не стала, пожалела внучков. А вот они бы не пожалели. Вон как зыркает на нее сестрица Аленушка. Даже шум дождя, даже бормотание попа не могут заглушить скрежет ее зубов. Ненавидит и боится. И правильно делает, что боится. Потому что теперь все их с Иванушкой будущее зависит от Анжелики и ее подачек. Разумеется, благоверный оставил кое-что на жизнь и внучкам, чтобы совсем уж не пропали, но по сравнению с тем, что наследовала Анжелика, – это сущие крохи!

От мыслей о Мальдивах и предстоящих приятных хлопотах Анжелика согрелась и даже едва не улыбнулась, что было бы совсем уж некстати, принимая во внимание маячащих по периметру папарацци. Этим только дай повод, снимут в таком ракурсе и с такой рожей, что потом сама себя не узнаешь. Так что надо потерпеть. Уже скоро…

Потерпела. Дотерпела аж до самого поминального ужина, строгого и пафосного одновременно, в лучших традициях высшего света. Теперь, после года замужней жизни, о традициях высшего света Анжелика знала если не все, то многое. Старалась, училась, присматривалась, чтобы никто, ни одна гадина не посмела сказать что-нибудь презрительное про «из грязи в князи». Это еще нужно разобраться, кто тут грязь, а кто князь. Почивший благоверный князем точно не был, а был старым похотливым козлом с ослабленной потенцией и затейливыми фантазиями. Из породы тех, кто и сам не гам, и другому не дам. Даже в брачном контракте особо выделил пункт о супружеской неверности. Анжеликиной неверности, разумеется.

На поминках «внучки» сидели с кислыми рожами – то ли скорбели по деду, то ли подсчитывали понесенные убытки. Анжелика поставила бы на второе. Старого козла никто не любил, даже внуки. Но денежки его любили. Денежки – это святое. Вот только Анжелика свои денежки отработала сполна, а этим двоим все валилось с неба, потому что повезло родиться с серебряными ложечками в зубах. Ну ничего, ложечки она поотбирает, церемониться не станет.

И только поздно вечером, оказавшись у себя в комнате, Анжелика расслабилась, откупорила бутылку шампанского, чокнулась со своим отражением в зеркале.

– Ну, подруга, будем! – сказала и подмигнула. – Мы с тобой это заслужили. Завтра у нас с тобой начнется совсем другая жизнь!

А завтра грянул гром. Беда пришла, откуда не ждали. Беда прикинулась плюгавым мужичком в дешевом костюме и нелепом бирюзовом галстуке. Мужичок сидел за переговорным столом между братцем Иванушкой и сестрицей Аленушкой, точно почетный гость. От такого соседства он не испытывал никакого неудобства и портфель свой обшарпанный поставил прямо на до блеска отполированную столешницу. У Анжелики даже руки зачесались сбросить портфель на пол, а мужичка выставить за дверь. И между лопатками зазудело, аж до боли. А это не к добру. Дурная примета еще с детства, когда батя приходил домой вдрызг пьяный и искал, на ком бы сорвать злость. Чаще всего удар принимала на себя мамка, но бывало, что и Анжелике, тогда еще Анжелке, доставалось. Это уже потом, когда мамка сначала тяжело заболела, а потом и вовсе умерла, Анжелика научилась чувствовать опасность шкурой. Той самой, что между лопаток. Из дому уходила еще до того, как пьяный батя переступал порог. И уворачиваться от ударов тоже научилась, а потом и отбиваться. Но это была уже совсем другая история, которую ей хотелось забыть и никогда больше не вспоминать. Теперь у нее были иные, куда более важные проблемы. Теперь она, как загипнотизированная, смотрела то на обшарпанный портфель, то на мужичка – вестника погибели.