Дом без номера - Мария Бережная Страница 3

Как в доме появилась Мими, никто не помнит, даже тетушка Софа. Возможно, она приехала в Дом совсем малышкой, а может быть, здесь и родилась. В ней есть нечто такое, что заставляет взять с полки «Мастера и Маргариту». Или подарить Мими желтые тюльпаны. Или мимозу.

Думаю, Дому о ней известно больше, чем даже мне. Но он умеет хранить чужие секреты.

– О! Ты слышишь? Опять Мими буянит, – заговорщицки улыбнулась пани Циля и понеслась по лестнице вверх.

Я не смог сдержать улыбки – уж больно смешно она при этом подпрыгивала, а то и перескакивала через ступеньки. Не ходится ей нормально.

Пани Циля у нас такая – душа всего Дома. На самом деле никакая она не пани, ей лет двадцать пять – двадцать семь, не больше, и рыжие волосы торчат в разные стороны гибкими пружинками. Так, паненка. Но зато какая паненка! Про всех всё знает, с каждым поговорит, погладит, приведет к себе в кафе и накормит-напоит. Половина нашего Дома у нее столуется.

Я ей говорю:

– Циля, ну ты хотя бы деньги с нас бери!

А она смеется и отмахивается:

– Авось не обеднею с одного-то обеда, Варцлав!

И ведь правда, не обеднеет – у нее от посетителей отбоя нет. Дядюшка Солнце знаете как ей стены разукрасил в кафе? Чисто в сказку попадаешь! Он на каждой стене нарисовал окна, а за ними – улицы. Там тебе и Париж, и Берлин, и Варшава. Москвы, правда, нет, но это и понятно почему: Москва внутри – в самом Цилином кафе.

Циля опять через ступеньки прыгает – поскакала на работу. А Мими успокоилась. На самом деле это не настоящее имя. Она – Марина, но имя Мими подходит ей гораздо больше. Вы ее как увидите, только так потом и сможете называть. У нее густо подведенные черным карандашом глаза, чулки в сеточку, перчатки до локтей и черная шапочка на прилизанных каштановых волосах. И глаза у нее карие. Задорные, лукавые, с искорками.

Мими, как и многие жильцы Дома, немного несовременна. Она поет романсы глубоким, чистым голосом и курит длинные сигареты.

Она совсем не выходит из дома. Никогда. Деньги, кажется, ей кто-то присылает. Раз в месяц наверх, к ней в квартиру, приходит почтальон. Такая роскошь у нас только для Мими, всем остальным он просто раскладывает письма по ящикам. А потом она берет все деньги и отдает их Софе. Ну, вы знаете Софу? Та идет на рынок и забивает холодильник девушки продуктами.

Мими долго и с упоением готовит под шипение и тарахтение патефона, а потом кормит весь дом. Это настоящий пир.

А мне достается мое любимое шафрановое суфле.

Ну разве можно Мими за это не любить?

Но бывают такие дни, когда мир слишком уж сильно стучится к нашей «француженке» в окно. Тогда она начинает страшно и пронзительно кричать. Вот, в прошлый раз Мими упала на колени, зажала ладонями в черных перчатках уши, раскачивалась из стороны в сторону и выталкивала из себя крик. Я понесся за Цилей – она живет этажом ниже.

Циля прибежала сразу, а Мими всё раскачивалась из стороны в сторону и кричала: «Не хочу! Не хочу!» Потом она вскочила и начала кидать предметы об пол. А на полу-то у нее толстый претолстый ковер, поэтому все эти фарфоровые мальчики с гусями, девочки-пастушки и встревоженные борзые никогда не бьются. Мими специально ковер такой постелила – знает же себя: побьет всё об пол, потом жалеть будет.

Иногда она хватается за ножницы и пытается разрезать себе вены, поэтому Софа уже давно накупила где-то много пластмассовых детских ножниц и разложила их по всей квартире Мими.

Успокоить девушку можно только крепким черным кофе и черно-белыми картинками. Знаете, такие – контурные, из черного бархата, на белой бумаге? У Мими их тысячи. Она будет долго рассматривать их, гладить пальцами, разговаривать с ними – непременно по-французски.

А потом и я появляюсь на пороге. Мяукну – само собой, тоже по-французски: разве можно с Мими мяукать по-русски? Она увидит меня, улыбнется сквозь слезы и похлопает рукой по ковру рядом с собой. А потом свернется вокруг меня калачиком, зароется носом в мою шерстку и уснет. И во сне будет долго и горестно вздыхать.

У Мими есть мы и наш Дом. Это ее мир, здесь ей хорошо. А другого мира – что за окном – она боится. Очень-очень. Вы уж не осуждайте ее, ладно?

А вообще, у нас в Доме всё в порядке. Я за этим слежу.