Пепел Снежной Королевы - Эля Хакимова Страница 3

Поклонившись в последний раз, молодой человек вышел из спальни. Только когда с осторожностью прикрыл за собой высокие двери, он позволил себе изменить лицо.

Исчезла мина ироничной вежливости. Глаза, холодно прищуренные, обрели выражение глубокой задумчивости. Накрашенные губы сжались в упрямой и презрительной полуулыбке.

«Старый интриган явно что-то замышляет. Матушка напрасно недооценивает этого „провинциального медведя“».

У Корки не такие хорошие карты на руках, чтобы делать неверные ставки в этой игре. Он шел коридорами мимо залов, на стенах которых были развешаны длинные рапиры, мечи-бастарды [4], близнецовые рапиры («Довольно недурные», – заметил Корки про себя), переселившиеся сюда с тех пор, как методы «старого» фехтования себя исчерпали.

Ему вернули Малышку, как он называл свой трехгранный клинок, редкий среди напыщенных дворян, ценивших оружие за красоту, а не за боевые достоинства. Они носили свои рапиры с плоскими клинками, зато щедро инкрустированные драгоценными камнями, больше как украшение. Для Корки же это был отнюдь не аксессуар.

Он всегда был даже не бедным, нет, а нищим. С детства познав все тяготы существования незаконнорожденного, полагаясь только на свою шпагу, имя матушки и жалкие подаяния сиятельных особ, Корки не был своим ни при дворе, ни в богатых поместьях. Не был он своим и в среде адвокатов, секретарей или военных. Ниже одних, выше других – везде он был презираем и с трудом терпим.

Оставался на плаву он исключительно благодаря своим талантам, ловкости и врожденному чутью. Чутью, которое позволяло ему держаться победителей и вовремя отходить в сторону от побежденных. А также терпеливо сносить унижения от тех, кому пока не мог отомстить.

На его личном счету было несколько дуэлей. Несметное количество врагов, даже не подозревавших о своем статусе в жизни столь незначительной особы, как томный и неизвестно на что живущий незаконнорожденный Корки. Ни одного друга. Такой роскоши он себе позволить не мог.

Ни одна приличная семья не выдаст за него свою голубку дочь – с приданым, разумеется. Ни один из предполагаемых отцов – а с матушкой надеяться на определенность в таком вопросе не приходилось – не оставит ему наследство. В сущности, никакого будущего у него не было.

Он и не ждал ничего. Он просто жил. Ежечасно борясь за свою жизнь, за возможность вращаться в высшем обществе, за благополучие матушки. Циничный, хладнокровный, терпеливый.

Лишенный еще при рождении чести, в раннем детстве сердца, в нежном отрочестве души, в безрадостной юности надежды, он шел по жизни, мягко ступая в неоплаченных башмаках по мрамору чужих дворцов и замков.

Одинокий, всегда готовый отразить удар врагов или поживиться наличными за исполнение частных поручений.

Пройдя анфиладой через несколько дверей, которые раскрывали перед ним невидимые слуги, Корки вошел в кабинет секретаря. Это сословие он презирал более других еще и потому, что служба для него самого была единственным выходом из неопределенного положения. Однако Корки никогда не думал променять свои тревоги на мизерную, но стабильную плату за такое унизительное служение.

– Милорд, – встав из-за стола, поклонился ему секретарь, – чем могу служить?

– Разыщите Гитхеля «Практическая теософия». Я буду ждать в карете, поторопитесь.

– Слушаюсь, милорд.

– Никаких писем в столицу? – высокомерно поинтересовался Корки, разглядывая свои отполированные ногти.

– На этот раз нет.

– В таком случае, кланяйтесь графу, – бросил молодой человек, принимая кошель с золотом из рук секретаря. Не глядя и не проявляя интереса к содержимому, Корки убрал сумку с деньгами за пояс.

Гулко стуча каблуками по обманчиво пустым каменным коридорам, Корки вышел из холодного замка на по-весеннему теплое солнце. В карете его дожидался мистер Ролли.

– Ну как, сэр, удачно? – с тревогой метнулся к нему почти лысый полный камердинер в засаленном сюртуке и c узелком на коленях.

– Считай, – бросил ему кошель господин, откинувшись на спинку бархатного сиденья. Корки задумчиво рассматривал фасад подъездных ворот замка с выложенным из того же серого камня старинным гербом.

– В этот раз опять всего пятьдесят соверенов, – быстро управившись, отчитался слуга. – Может, секретарь удерживает часть для себя?

– Нет. И в этот раз никаких писем, – сосредоточенно о чем-то размышляя, ответил господин.

– Я на всякий случай захватил вещи из гостиницы, можем не возвращаться.

– Нет. Еще одну ночь заночуем здесь. Завтра в путь.

В карету постучали. Слуга, вздрогнув, уронил узелок с колен. Деньги, цепко сберегая в руках, он прижал к груди. Корки, даже не открыв глаз, сохранял все ту же расслабленную позу и не шевелился.

Пугливо выглянув в окно кареты, камердинер принял у молча поклонившегося слуги тяжелый фолиант. Вопросительно взглянув на Корки, он торопливо обернул книгу пледом, поместив ее рядом с узлом вещей, и, не ожидая приказания господина, постучал в стенку кареты, давая разрешение трогаться.