Вранова погоня - Татьяна Корсакова Страница 29

– Всенепременно! – разрешил Никита. – Ты, главное, свали отсюда побыстрее, а то ведь и мы тоже можем заявление написать.

Как у него это получилось?! Как вышло одолеть, переиграть непобедимую Янусю?! Откуда взялись сила, смелость и жизненный опыт? Откуда у него все то, чего так недостает Эльзе?

– Ну, думаю, мы договорились. – Он не спрашивал, он утверждал, насаждал свою собственную непоколебимую волю и при этом гладил Эльзу по плечу.

– Шлюха! Проститутка! – Кричать Януся больше не могла, наверное, закончились силы. – Я всегда знала, что ты покатишься по наклонной! Как волка ни корми, а он все равно в лес смотрит! И ты такая же, скотина ты неблагодарная!

Она еще что-то шипела им вслед, но Никита не позволил Эльзе слушать всю эту мерзость.

– Послезавтра, – сказал, глядя прямо в полные ненависти Янусины глаза. – Послезавтра чтобы вашего духа тут не было!

Это был очень маленький срок для такого большого, огромного даже дела. Выкуривать Янусю из Эльзиной квартиры пришлось больше двух месяцев. Она сопротивлялась, швырялась какими-то документами, грозилась вызвать участкового. Участкового вызвал Никита и пообещал, что Эльза напишет заявление, если Януся с семейством не уберется. Но у них получилось! У них, бывших, никому не нужных детдомовцев, получилось совершить почти невероятное!

И заявление в ЗАГС они отнесли. Это был хмурый сентябрьский понедельник, с самого утра моросил дождь, и хандра эта тут же передалась Эльзе. Хандра и страх. И только Никита ничего не боялся, Никита придумал план и следовал ему неукоснительно. Сделка, которую они заключили, начала обрастать плотью. Плоть эта состояла из кипы документов, каких-то справок и заявлений. Эльза не знала, каких именно, потому что Никита все взял на себя. Как и обещал.

В свою квартиру они въехали в тот самый день, когда их расписали. Это был странный, полный суеты и сюрра день. Странный и в то же время такой обыденный, совершенно не праздничный. Да и кто говорил о празднике? Речь шла о сделке, о взаимовыгодном соглашении. И раз уж так вышло, что брак этот выгоден им обоим, то так тому и быть!

На сделку не нужно наряжаться в фату и подвенечное платье, сделка не предполагает мишуры и глупых, никому не нужных атрибутов. Но Эльза все равно старалась выглядеть красиво. Платье выбрала из тех, что остались после мамы, красивое платье цвета пепельной розы. Оставалось загадкой, как оно вообще сохранилось, почему Януся его не выбросила или не продала. Но платье сохранилось, и Эльза была этому несказанно рада. И волосы свои она не заплела в привычную косу, а уложила в высокую прическу. Такую красивую, с завитушками, почти ретро. И прическа, и завитушки понравились Никите.

– Ух ты! – сказал он и потрогал один из завитков. – Повезло мне с невестой! – И улыбнулся так, что у Эльзы замерло сердце. Сначала замерло, а потом затрепыхалось, и дыхание сбилось, стоило только им с Никитой переступить порог ЗАГСа.

Что там было за порогом, она помнила смутно. Что-то торжественно говорила полная тетенька с начесом, и эхо ее хорошо поставленного голоса билось под сводами зала в унисон с Эльзиным сердцем. И белые розы, подарок Никиты, пахли до одури пронзительно. Зачем он принес на сделку розы? А зачем она надела нарядное платье и уложила волосы? Нереальный день…

– … Попрошу молодых обменяться кольцами!

У них не было колец. Розы еще куда ни шло, но кольца – это уже лишнее. Наверное…

– Ну, с праздничком, Элли! – усмехнулся Никита и надел на безымянный Эльзин палец колечко.

Это было удивительное колечко. Не золотое. Точно не золотое! Может быть, серебряное, с камешком какого-то неописуемого, неуловимого цвета. Он то уходил в зелень, то становился черным, то отливал синевой.

– Извини, пока без бриллиантов! – Никита больше не улыбался, выглядел серьезным и сосредоточенным, словно только сейчас осознал, что они натворили.

А они определенно натворили, потому что тетенька с начесом все тем же хорошо поставленным голосом сказала:

– Объявляю вас мужем и женой! Никита, можете поцеловать Эльзу!

Наверное, это была очень опытная тетенька, которая на своем веку насмотрелась всякого, потому что, когда Никита чмокнул Эльзу в щеку, на лице ее не дрогнул ни единый мускул и улыбка ее продолжала сиять все с той же профессиональной неискренностью. А камень в обручальном колечке полыхнул вдруг всеми цветами радуги, словно бы на мгновение превратился в обещанный Никитой бриллиант. Наверное, показалось…

За то время, что они провели в ЗАГСе, мир изменился, он стал белым, пушистым и пронзительно холодным. Ничего удивительного! Каким еще быть миру в первый день зимы?!

– Ну что, домой? – спросил Никита, натягивая на Эльзину голову капюшон пуховика. – Ключи уже у меня! – На его раскрытой ладони лежало два ключа: большой от квартиры и маленький от почтового ящика. А Эльзе вдруг подумалось, что должен быть еще один, от подвала. А еще, что Януся никуда не съехала, что она притаилась в подъезде, чтобы плеснуть в них ядом или, на худой конец, серной кислотой.

– Домой. – Получилось совсем неуверенно, и Никита ободряюще похлопал ее по плечу.

– Не бойся, Элли. Все будет хорошо!

До дома они добирались на автобусе. Эльза благоразумно переобулась в холле ЗАГСа, сменила белые лодочки на подбитые искусственным мехом ботинки. Вместе с пуховиком и легким платьем смотрелось все это нелепо, но других вещей у нее не было. Пока не было!

В подъезде было тихо и пусто – никакой Януси с флаконом кислоты. Можно выдохнуть. Наверное. С ключами Никита возился как-то подозрительно долго, и Эльза уже начала подозревать, что Януся перед тем, как съехать, специально сменила замок. Не сменила, просто замок немного заедал. Януся сделала кое-что куда более мерзкое. Квартира встретила их гулкой тишиной и застоявшимся, кислым каким-то воздухом. Януся вывезла всю мебель, какую смогла сдвинуть с места. Может, вывезла, а может, просто выбросила. Назло. Ей ведь было из-за чего злиться. Злость ее была до такой степени острой, что остроты этой хватило на то, чтобы оборвать обои. Теперь они свисали со стен длинными лоскутами, а пол под ними был усыпан штукатуркой и каким-то мусором.

Эльза считала себя сильной. А за те два месяца, что она провела рядом с Никитой, прибавилось и сил, и решимости, но эта брошенная, разоренная квартира вдруг стала последней каплей в ее чаше терпения. Она плюхнулась на пол прямо посреди прихожей, уткнулась лицом в розы и разревелась. Ее новая, такая долгожданная жизнь начиналась в руинах.

– Не плачь, – послышалось над ухом. – Это все ерунда! – Никита подхватил ее под мышки, поставил на ноги, заглянул в зареванное лицо. – Главное, что нам есть где жить!

Наверное, он был прав, и это было главным. Нужно только поверить, что все остальное – ерунда.

– Давай приберись тут пока, а я смотаюсь за нашими вещами. – Никита уже стоял на пороге. – Я скоро!

Их вещи легко помещались в большую спортивную сумку. И за два последних месяца сумка эта ни разу не распаковывалась, потому что у них не было своего места, потому что они либо мыкались по чужим углам, либо, что случалось гораздо чаще, ночевали каждый на своей работе. И вот у них появилась собственная квартира, но жить в ней невозможно, потому что Януся превратила ее в разоренное гнездо.